Глава 1
Она рассыпалась и превратилась в прах
Поначалу все было как обычно, ничего неожиданного.
Я говорил с сестрой по телефону и представлял, как она сидит за письменным столом у окна своей комнаты в Акакаве, как лучи солнца проникают сквозь занавеску и бросают каштановые блики на ее длинные темные волосы. Она задавала мне вопрос за вопросом, а я просто бубнил односложные ответы, мечтая поскорее закончить наш разговор. Но потом, прямо на моих глазах, она рассыпалась и превратилась в прах.
Я проснулся в черном седане; этот сон мог легко выскользнуть из моей памяти, если бы у меня на коленях не стояла белая фарфоровая урна с изображенными на ней хризантемами и летящей кукушкой. В урне был прах моей сестры, Кеико Ишиды, которой на момент смерти было всего тридцать три года.
– Еще долго ехать? – спросил я, ослабив галстук.
– Мы почти на месте, – ответил Хонда.
– Может, включишь музыку?
– Конечно, – ответил он и щелкнул клавишей.
По радио зазвучала «Summertime» Билли Холидей.
Для раннего пятничного вечера поездка шла гладко. Солнце висело еще высоко, впереди не было видно пробок. Даже музыка располагала к релаксу, под такую хочется барабанить пальцами, отбивая ритм.
Мои пальцы невольно стиснули гладкие стенки урны, похожей на невысокую цилиндрическую вазу. Хонда бросил на меня быстрый взгляд и снова направил свое внимание на дорогу.
– Кеико любила джаз, – сказал он.
Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Ее коллекция, маленькая стопка кассет – что теперь будет с ними?
– Забавно, но она не могла назвать практически ни одного джазового музыканта, – продолжал Хонда.
Я кашлянул.
– Не обязательно быть эрудитом, чтобы ценить джаз.
– Верно сказано, Ишида.
Вообще-то эти слова когда-то сказала мне по телефону сестра.
Я живо представил, как она сидела за письменным столом, как ее рука теребила телефонный шнур. С самоуверенной улыбкой она пробормотала:
– Не обязательно быть эрудитом, чтобы ценить джаз.
Странно, что эта картинка врезалась в мой мозг, хотя я никогда не видел комнату сестры – даже не представлял себе, как она выглядела.
– Все, приехали, – сообщил Хонда, когда автомобиль остановился возле отеля «Кацураги».
– Спасибо, что помог устроить поминки, – поблагодарил я.
– Не стоит благодарности. Когда-то Кеико много сделала для меня.
Я кивнул и вылез из машины, сжимая урну. Я уже входил в отель, когда услышал за спиной голос Хонды:
– Ишида!
Я обернулся. Хонда опустил стекло.
– Что ты собираешься делать с… – Он почесал в затылке и взглянул на урну.
– Еще не решил.
– Если хочешь рассеять пепел над морем, мы можем обратиться к работникам крематория. Они возьмут недорого.
– Нет, не годится, – возразил я. – Сестра боялась воды. Она не умела плавать.
Хонда и моя сестра вместе преподавали в школе экстерна[1]. Это он заказал для меня номер в отеле.
– С мебелью там очень скромно, но зато отель дешевый и вполне приличный, – сообщил Хонда, и это описание было абсолютно точным. Широкая кровать, маленький телевизор, гардероб, туалетный столик со стулом – вот и все. Мебель старая, но сносная. Сравнительно чисто, хотя присутствовал затхлый запашок. При номере – ванная комната.
Я поставил урну на туалетный столик и взглянул на часы. Половина третьего. Через час мне предстояло явиться в полицию. Я снял костюм и повесил его на спинку стула. Мне необходимо было принять душ, чтобы смыть запах погребальных благовоний.
Раздвигая дверь ванной, я бросил взгляд на туалетный столик. Там безмолвно стояла фарфоровая урна.
Я зашел в полицейский участок и увидел за окошком одинокого молодого сотрудника. Я был единственным посетителем. Когда я назвал свою фамилию, он встал и открыл дверь офиса.
– Следуйте за мной, – велел дежурный, что я и сделал, удивляясь про себя, что он покинул свой пост.
Полицейский провел меня по узкому коридору и жестом показал на дверь с правой стороны. Я постучал два раза, набрал в грудь воздуха и повернул дверную ручку.
– Извиняюсь, – пробормотал я.
За столом сидел мужчина средних лет, с волосами, начинающими редеть. На нем были выцветший черный костюм и мятая белая рубашка. Для офицера полиции одет он был неряшливо.
Кабинет оказался меньше, чем я ожидал, и без окон. Возможно, так и было задумано, чтобы заставить посетителей испытывать клаустрофобию. Крышка стола, заваленного высокими грудами папок, протянулась от стены до стены, разделив кабинет пополам. Я даже удивился, как этому человеку удавалось добираться каждое утро до своего стула. Он перелезал через стол или проползал под ним?
– Господин Рен Ишида? – спросил мужчина, взглянув на меня.
– Да.
– Пожалуйста, садитесь. – Он показал на два стула перед столом. – Я выражаю вам соболезнование по поводу случившегося с госпожой Кеико Ишидой. Конечно, для вас и ваших близких сейчас нелегкие дни. – Он отодвинул папки в сторону и протянул мне свою визитку. – Я веду дело госпожи Ишиды. Вы можете называть меня Ода.
