Ворон принес ему добрые вести – впереди и правда располагалась деревня, которую упоминали в разговорах путники. Говаривали, правда, что от места сего разит злом проклятым, что нечистые бродят по окрестным полям да лесам. Но что в этом мире идеально?
Зигмунд устало присел на поваленное неведанной силой дерево, снова погрузившись в свои мрачные мысли. Они в последнее время становились все тревожнее, но одновременно и более определенными, пропадала та мерзкая душевная сумятица, что приводила его в постоянное расстройство духа. Безудержная депрессия, что без остатка поглощала его последние годы, теперь как будто уходила, расчищалась под натиском нового прямолинейного чувства, которому он раньше предавался в особо страшные минуты, но после гнал его от себя, запрещая себе думать о подобном. Только сейчас он понял, он осознал, что не то самое чувство он отгонял от себя, а пытался лишь справиться со страхом, сорвать его с себя, как липкую мерзкую паутину. А чувство то было истинным, было правильным.
И он также понял, что не страх мешает людям полноценно жить. Страх, наоборот, обеспечивает жизнь человека, гарантирует его безопасность и долголетие. Некоторые философы и мыслители, правда, спорят о том, является ли жизнь полноценной, если человек проживает ее в постоянном страхе. Но Зигмунду уже было не до высокодуховных рассуждений, последнее путешествие по этому неровному миру сделало его материалистом. И он теперь верил, что страх действительно поддерживает жизнь в человеке, но также и осознал, что как никогда ранее он желает потерять этот самый страх. И он понимал, к чему может привести подобная потеря.
Ведь то чувство, то запретное желание, которое вновь и вновь посещало его измученное сознание… было желание умереть. И когда он перестал прятаться от своего подсознания, когда он принял и одобрил свои низменные и корыстные желания… Кто знает, возможно, первый раз за всю свою долгую жизнь он ощутил, что такое счастье. Хоть и на миг, но этого хватило для подтверждения своей теории. Иронично было то, что чисто жизненное счастье посетило его разум в момент размышлений о смерти, но где в нашем мире теперь можно найти чистую и незамутненную логику? Разве что в учебниках по математике.
Зигмунд ухмыльнулся, тяжело встал и скинул на землю свою походную сумку. Теперь, на восьмом десятке лет своего жалкого существования, он мог с уверенностью сказать – в математике есть логика, а в жизни есть математика. И этот сухой предмет (как ему раньше казалось) всегда ему трудно давался в былые годы, но если уж и возвращаться к нему, то стоит начать с азов. Например, с вычитания.
Он вытряхнул из сумки разнообразную мелочь, что скопилась за все время его путешествия, а затем бережно и аккуратно достал небольшой сверток, лежавший на самом дне. Положил его на камень и неторопливо стал разворачивать.
Через мгновение перед ним предстал великолепный костюм, сшитый из самого дорогого и прекрасного материала, который только можно было найти на этом свете. Он изумительно выглядел, практически не мялся, чудесным образом не пачкался, ведь грязь даже боялась соприкоснуться со столь идеальной поверхностью, а человек, облаченный в этот дивный костюм, буквально чувствовал, как его окружает величественная аура собственного превосходства. Да и другие люди, одетые в свои простые незамысловатые одежды, не могли сделать ничего иного, как признать свою собственную ничтожность пред обладателем сего костюма, ибо с самого детства им вдалбливали одну простую истину – с носителями таких одежд шутки плохи. Крайне плохи. И чаще всего смертельно плохи, если говорить начистоту.
Ведь это был не повседневный костюм городских франтов, так же, как это не была и одежда аристократа для выхода в высший свет. Не носили ее и купцы, равно как и прочие зажиточные граждане. Нет, ведь это и не являлось одеждой в обычном мирском понимании, а было ничем другим, как… униформой. И эту самую форму все знали, ее боялись, уважали и трепетали перед ней, ибо ее мог носить только один род людей.
Аудиторы.
И это были не сухие проверяющие, рыскающие по толстым книгам в душной конторе в поиске того самого заветного столбика цифр, в котором затаилось несоответствие. Математическая погрешность. Уклонение от закона.
Но в то же время у них было много общего. Государственные аудиторы, носящие сею прекрасную форму, также получали высшее экономическое образование и также искали своего рода несоответствия, отклонения, нарушения. Но работали они несколько в ином поле, да и образование их было расширено разнообразной жизненной практикой, а не только бесполезной теорией о сущности финансов. Нет, им по долгу службы необходимо было зреть в корень проблемы, мгновенно находить нужное решение, уметь сопоставлять подвернувшиеся задачи со своим богатым жизненным опытом.
Ведь работали они с самыми опасными преступниками, которые только могли встретиться в природе – с магами. То есть с теми, кто обладал недюжинным интеллектом, расширенным кругозором, пространственным воображением (и умением выходить за рамки привычных для нас пространств и материй), а также потрясающей воображение силой, с которой обычный, пусть даже и крайне опытный, воин вряд ли справится.
