– А разве тебе не хочется всё знать?
– Для чего?
– Как для чего? Чтобы уметь защитить себя!
– От чего? От тех бед, которые натворили знающие всё?
Дорога выдалась у меня долгая. Временами интересная, но чаще нудная. Особенно по казахским степям. Вагон, который теребил меня внутри себя по дороге из Саратова с двумя пересадками до Усть-Каменогорска, старательно обходил любые населённые пункты, предлагая мне глазеть в слабоцветные степи, охраняемые ветром и одинокими верблюдами. Скорее всего, в этой паре верблюд – ветер, первый был всё-таки начальником. Его, верблюда, было намного меньше, чем ветра и ходил он с отрешённым самозначением, а не мотался туда-сюда, бестолково пересовывая песок по горизонтальной плоскости.
Попутчики мои были в основном местного разлива. Привыкнув с детства к степно-пустынному буйству красок, они уже не тратили время на просмотр мелькающей Родины за грязным вагонным окном. Они, сопассажиры, без умолку щебетали на своём языке и делали редкие паузы в беседе на шумный выдох и выпивание чего-то своего спиртного, разливаемого из полуторалитровых пластиковых бутылок. После чего снова принимались обсуждать свои местные проблемы.
От предложения выпить я отказывался раз одиннадцать. Такое моё отношение к процессу никого из выпивающих не трогало. Они принимали это как обычный ритуал, подобный выдыхиванию перед глотком.
На третьи сутки, устав от непонятной речи и постоянного чужого пьянства, я вышел на перрон Усть-Каменогорского железнодорожного вокзала.
Сам вокзал и его площадь, впрочем, как и всё остальное, на что хватало угла обозрения, за многие годы старательно русифицировалось, не редко вступая в конфликт с местным колоритом. Многолетняя борьба велась с переменным успехом для обеих сторон. Правда, было очевидно, что на сегодняшней стадии борьба находилась в состоянии обоюдного поражения. Временное перемирие переросло в перетекание стилей и денежных возможностей владельцев привокзальных квадратных метров торговой площади.
Далее на моём пути было такси в какой-то аэропорт и долгие часы лёта в Иркутск. Такая смена транспорта при постоянстве однообразия вокруг меня совершенно не оставили впечатлений от этой многодневной дороги. В окно больше не смотрелось, есть и пить не хотелось. Хотелось только одного – остановиться хоть где и хоть на пару дней. О том, что рано или поздно мне придётся возвращаться, думать не хотелось. Хотелось сначала отдохнуть от этой дороги, а потом можно попробовать подумать и об обратной.
Но до начала возвращения у меня было какое-то время, и из Иркутска я использовал его часть на вертолётный перелёт до почти военного аэродрома в полутора километрах от населённого пункта по имени Еланцы. Далее мне оставалось проехать ещё семнадцать вёрст по заповеднику, в сторону то ли посёлка, то ли турбазы под названием Ващановка. А вот там-то я должен был пересидеть короткий, но счастливый кусок времени в несколько дней перед обратной дорогой.
В Еланцах на миниатюрной автостанции я просидел часа четыре в ожидании любого транспорта в сторону заповедной Ващановки. Теоретически я мог бы и пешком отправиться до места назначения, но дорога предстояла неизвестная и, скорее всего, через лес. Или тайгу. Или через что-то такое, что растёт в этих краях и через что есть дорога. Но дорогу эту знают только местные, которых, на этой автостанции в половине седьмого вечера девятого апреля этого года, не было. Ни одного.
Я ещё не решил, стоит ли мне доводить расстроенность моего настроения до паники или попробовать по-философски отнестись к отсутствию любых приемлемых мест для сидения на этой отдалённой автостанции. Но тут я увидел свет фар и очень понадеялся на то, что в мою сторону двигается машина, а не пара велосипедистов, оборудовавших свои веломашины динамическими генераторами для света. Но потом появившийся характерный звук автомобильного двигателя вселил в меня надежду, что, по моей просьбе, детище какого-нибудь автогиганта остановится, и я получу в своё распоряжение ответ на один из трёх вопросов. Первый – не подвезут ли меня? Второй – если ответом будет «нет», то где мне скоротать неожиданно подкрадывающуюся ночь. Если же второй ответ будет клоном первого, то постараюсь выведать направление движения до, в общем – то, близкой, но по ночному времени далёкой Ващановки.
Я вытянул руку перпендикулярно движению машины. Не полностью владея вопросами «автостопа», я сначала держал ладонь сжатой в кулак, но эта «пальцево – кулаковая» позиция могла быть неверно истолкована водителем, который легко усмотрел бы угрозу для себя и для машины. Поэтому я разжал кулак и старательно, аж до боли в суставе, оттопырил в сторону большой палец.
Одним словом, один из этих жестов дал желаемый результат. Проехав мимо меня метров семьдесят, «Жигули» довольно престарелой модели остановились. Сдавать назад водитель не спешил, а просто трижды коротко «бибикнул».
Я подхватил свою сумку и быстрым шагом пошёл к своему «вечернему» спасителю. При моём приближении распахнулась водительская дверца и из машины высунулась одна нога и голова, с широким лицом на ней. Этот не полный комплект человеческого тела смотрел на меня и, дождавшись минимального расстояния между нами, спросил:
