Нина
Сегодня ужасный день. Нет, не так ‒ омерзительный. Начавшийся пролитым кофе на брюки и закончившийся заседанием суда, на котором я официально стала разведённой женщиной. Через десять дней решение вступит в силу, и на четырнадцатой странице паспорта появится штамп, подтверждающий мою свободу. Но главное сделано: Орехова станет Савёловой, вернув себе прошлую жизнь.
Единственная радость прямо сейчас скачет рядом, крепко сжимая мою ладонь. Егор пока не понял, что наш папа стал воскресным, с редкими посещениями и мизерной помощью. Вряд ли сын вообще будет страдать по нему, привыкший к постоянным отлучкам и появлениям отца поздним вечером, когда уже спит.
‒ Мам, купишь мишек Барни? ‒ Сладкоежка не может пройти мимо магазина, чтобы не вытрясти какую-нибудь вкусняшку.
‒ Куплю.
Заходим в мини-маркет, бродим минут десять по рядам. Кроме сладкого нужны и нормальные продукты. Вспоминаю, что не обговорили с Яной меню на ужин, поэтому беру все на своё усмотрение. Сестра будет не против. Она никогда не против. До сих пор терпит меня в своей квартире только по причине нежелания стоять у плиты и заниматься домашними делами, да и попробуй угоди двум мальчишкам с непростыми запросами.
Медленно идём в сторону дома. Егор успевает измерить все попадающиеся ему по пути лужи. Весело прыгает и заляпывает штаны. Пусть радуется. Хотела бы я сейчас быть хоть на треть счастливой, как сын. С трудом отрываю его от интересного занятия и тащу на третий этаж, в квартиру, которая вот уже месяц является нашим домом.
‒ Привет, пакеты возьми, ‒ вручаю сестре продукты, снимаю обувь и ищу под слоем грязи своего сына. Даже лицо испачкано, не говоря уже обо всём остальном.
‒ Как прошло?
‒ Нормально прошло, ‒ топаю в нашу с Егором комнату за сменной одеждой.
‒ Нин, хватит молчать, ‒ таскается хвостиком следом.
Неугомонная младшая сестра иногда кажется мне старшей. Постоянно учит, осыпает наставлениями и советами. Раньше нужно было слушать, обращать внимание, когда люди рассказывали о похождениях моего мужа. Сейчас поздно.
‒ Нас развели. Всё.
‒ А алименты? А иск по разделу имущества? ‒ не унимается, начинает раздражать.
‒ Юрочка на правах генерального директора своей небольшой фирмы назначил себе заработную плату в пятьдесят тысяч рублей. Посчитай ‒ двадцать пять процентов на помощь сыну.
‒ Двенадцать пятьсот? Ты серьёзно? Нин, это ненормально.
Переодевшись, иду на кухню, чтобы взяться за приготовление ужина. Егор с Мишкой возятся в детской: слышны визги, а значит, мальчики снова дерутся из-за какой-то игрушки. Яна идёт следом. Садится за стол, пока я разбираю продукты.
‒ Знаю, но, увы, ничего сделать не могу, ‒ развожу руками. ‒ Вот так, Янка, двенадцать тысяч, и ни в чём себе не отказывайте. Кушайте ‒ не обляпайтесь, как говорится. ‒ К глазам снова подступают слёзы от обиды, непонимания и жалости к самой себе.
‒ Так, ладно. А имущество?
‒ Пока было предварительное слушание, на котором моему драгоценному мужу дали понять: не сможет договориться, предложив отступные, будем пилить его фирму. Дом он заблаговременно переписал на мамочку, поэтому там мне ничего не светит. А вот за остальное можно побороться.
‒ Требования выдвинула?
‒ Да, ‒ улыбаюсь, ‒ пять миллионов и машину. Мою машину, которую этот козёл нагло отобрал. Если согласится, смогу нам с Егоркой купить квартиру, нет ‒ превращу его жизнь в ад, вставляя палки в колёса. Если войду в его дело, он посрать без моего ведома не сможет, к тому же буду в курсе всех дел и финансовых операций, а прибыль будет делиться пополам.
‒ Он согласился?
‒ Ага, ‒ фыркаю, ‒ предложил забрать иск и только после этого пообещал выполнить все мои требования.
‒ Нин, ты же не заберёшь? Да? ‒ Янка подскакивает. ‒ Ты же знаешь, что иск на раздел имущества можно подать только один раз!
‒ Знаю, успокойся. Именно поэтому требую гарантий: подписываем документы у нотариуса о передаче денег и автомобиля, и потом я забираю иск. Нет ‒ пусть валит ко всем чертям.
Даже не знаю, как я решилась на подобного рода ультиматум. Юра всегда мастерски умел меня придавить, переманить на свою сторону, не оспаривая решений. Вот и сейчас выбрал привычную тактику, только не взял в расчёт, что обиженная и оскорблённая женщина проявит характер, не пойдёт на уступки, начнёт настаивать на своём. У меня есть трёхлетний ребёнок, за которого я несу ответственность. Уступлю сейчас ‒ не получу ничего. Необходимо бороться до конца.
‒ Молодец, Нинка! Горжусь! ‒ Сестра целует меня в щёку, обнимает. ‒ Наконец-то ты прозрела, реально оценив своего мужа. А то всё «мы будем вместе до самой старости и умрём в один день». Тьфу быть такой наивной.
‒ Не наивной, Ян, влюблённой. Это разные вещи.
‒ Возможно, но, слепо следуя за своим Юрочкой, ты совсем забыла, кто ты. Растворилась в нём настолько, что, кажется, потеряла саму себя.
‒ Всё не совсем так…
‒ Так, Нин. Вот когда тебя спрашивали, как у тебя дела, ты что отвечала? ‒ Задумываюсь на секунду, вспоминая, когда кто-то, кроме сестры и мамы, интересовался моей жизнью. ‒ А ты говорила: Егорка здоров, у Юры всё хорошо, бизнес развивается, дом обставили… А человек-то спрашивает, как дела у
