Они продырявили мою стальную дверь ещё более стальными свёрлами – никто из соседей не вышел на звуки сверления, – потом заложили в дырки взрывчатку – никто из соседей не вышел на звуки взрывов, – и ворвались ко мне в квартиру.
В отличие от соседей, я все эти звуки слышал – и встретил гостей с двустволкой в руках.
Возможно, они тоже были вооружены, но выхватить своё оружие уже никак не могли. Я держал их под прицелом и радовался, что их двое, потому что трёхстволок не выпускают.
– Ложитесь, ребята, – сказал я им. – Прямо на пол. Не бойтесь, у меня чисто.
Один был пониже и толст, другой был повыше и тощ. Они стояли с поднятыми руками и не шевелились.
– Смелее, – подбодрил я. – Ложитесь, если вы мужчины.
Всегда стоит подбодрить клиента, когда он робеет и не может сразу определиться.
Они легли.
– Руки за голову, – приказал я.
– Неудобно так, – пожаловался толстый.
Я аккуратно спустил курки, подошёл к нему и изо всех сил ударил прикладом в затылок.
– А тебе удобно? – спросил я тощего.
– О, да, да, – поспешно ответил он – совсем не в русском менталитете. Но без акцента.
Я связал его – толстого тоже на всякий случай, – а затем я их обыскал. Конечно, оружие было: у толстого травмат, а у тощего газовый. Но переделанный под боевой.
– Молодец, – сказал я ему с мрачной иронией. – Мог бы и застрелить.
– Не, не, что ты, – завозражал тощий. – Это так… для подстраховки.
– Ладно, – сказал я ему. – Говори.
– Что?
– Всё. Зачем пришёл. Кто послал. Протокол подписывать не надо, так что говори свободно. Раскрепощённо.
– Хорошо, – согласился он. – Ты почему дома?
– А где же мне быть? – удивился я.
– У Кати.
Я нахмурился.
– Откуда вам известно про Катю?
– Ну… известно.
– Катя срочно вылетела к маме. У мамы в Комсомольске-на-Амуре сердечный приступ.
– Блин!.. – искренне сказал тощий.
Мы помолчали.
– Ну, ладно. Что будем делать?
– Ты… отпусти, а? Мы возместим… Честное слово… с процентами… сколько скажешь…
– Кто вас навёл?.. – загремел я и стукнул прикладом об пол.
Тощий немного похныкал, поблеял, а потом всё рассказал, спокойно и деловито. Паша, конечно, это затеял. Разбомбить меня капитальным образом в моё отсутствие. Он давно завидовал мне – за мою способность всё учитывать при одновременной принципиальности. За то, что у него охрана в спальне – и автомат, а у меня только в офисе – и ружьё, а живу я со всей очевидностью веселей.
– Так, – сказал я. – Ну, что ж. Поехали к Паше.
– Нет!.. – Тощий рывком привстал и свалился опять. – Нет!..
– Ладно. Тогда убью.
– Ты не убьёшь. А Паша – точно.
– Да… – Я действительно мог только в морду дать. А Паша в морду совсем не мог, но зато отдавал чудовищные приказы. – Да… Как же быть?
– Отпусти… Скажи, сколько… Заплатим, клянусь…
Гениальная мысль блеснула в моём мозгу. Ибо ничто человеческое было мне не чуждо. В том числе и любовь к Закону.
– Нет, мой друг, нет, – сказал я. – Нет. Деньги получишь ты. От меня.
Он в изумлении даже хрюкнул. Но тут же заподозрил подвох.
– Если полиции сдашься, – объяснил я ему прямо.
Он немного подумал и начал смеяться. Потом хохотать. Потом взвизгивать и икать.
– Денежек твоих жалко, – объяснил он мне прямо. – Менты как узнают, что мы от Паши, все двери пооткрывают. И ласково будут просить, чтобы мы ушли.
– А ты не жалей, – сказал я. – Не жалей чужих денег. Вставай.
Мы привели толстого в чувство и поехали в отделение. Менты развязали им руки, чтобы они могли подписать, – и они ушли, ухмыляясь, каждый с полтыщей баксов. А я остался.
– Вы тоже идите, – сказал майор. – Мы позвоним. Или повесточкой как-нибудь.
– Дело-то нужно – до суда довести, – сказал я. – Паша давно должен быть в тюрьме. Это же все знают.
Майор на меня посмотрел и понял, что я – убеждённый. Тот, кто поработает в ментуре, становится психологом не хуже катал и кидал.
– Да, все знают, – сказал он. – И довести нетрудно. Но на суде развалится. Этим двум дуракам символически что-то, и всё. Мой вам совет: идите домой и увеличьте охрану.
– Давайте всё-таки доведем, – сказал я и положил перед майором $1000. – И для начала вы не будете рвать протокол и терять заявление.
Он посмотрел на $1000 и вздохнул с сожалением:
– Сомневаюсь.
– Не сомневайтесь, – подбодрил я и положил ещё две.
– Теперь шанс есть, – оживился майор. – Некоторый.
– Сделаем его которым. – И я положил ещё три.
Он даже руки к груди прижал:
– Но суд – оправдает! Всё равно!..
– Не ваша забота, – ответил я. – У вас своё, у суда своё.
– Ну, если так, – сказал он, и тогда я тоже ушёл.
Затем я встречался со следователем, с прокурором, с председателем областного суда и с главами администраций. Пришлось кое-что продать, а потом и переехать, но зато когда была назначена дата, я был готов и к встрече с судьёй.
Мы сели с ним на лавочке в аллейке, и я его спросил:
– Что вам дороже: Паша или справедливость?
Он засмеялся так, что начал повизгивать и икать. Совсем как тощий.
– Справедливость, конечно! Это самое дорогое!..
– Другого ответа я и не ждал. А конкретно?
Он сделался очень серьёзен. Но я был ещё более серьёзен, и на суде обнаружилось, что следственная группа собрала неопровержимые улики, что прокурор твёрдо стоит на страже буквы и духа и что судья объективен и неподкупен. И общественность была потрясена нежданным и неслыханным, в глазах простых людей чудесным торжеством закона, и все участники процесса – кроме адвокатов – сразу же пошли на повышение.
