Мутная серо-зелёная вода обрушивается на берег, шелестя и превращаясь в густую пену. Я снова нахожусь здесь, и воспоминания накатывают, как эти буйные волны. И никакие таблетки не помогут мне забыть. По крайней мере, пока я буду стоять на этом берегу, та ночь будет врезаться мне в память острой иглой.
Что ещё после всего этого может повлиять на меня так же ощутимо? Что ещё, кроме пережитых потерь, может закалить сталь моего нрава? Что же ещё заставит меня каждый раз превращаться в лёд и вынужденно улыбаться через эту маску?
"Третий звонок, Камилла. Пора за кулисы", – эта фраза звучит так, словно её произносит машина. Привычное "кх-кх", контрольное вытягивание критической, самой высокой, ноты… Последний штрих – хайлайтером по скуле – меня это успокаивает. А далее будто сон. Широкий коридор среди гримёрок и кабинетов, узкий проход через техническую зону… Микрофон в руке, каблуки на ногах. Поток. Яркий свет, шквал аплодисментов, первые аккорды электрогитары, крики, визги, вопли. Шум, свет… И я исчезаю. И я растворяюсь. Нет ничего более действенного в этом мире, чем сцена. Только она и я.
Только она и я…
Поплывший макияж, мышечная слабость, мокрая одежда, я делаю пару селфи в зеркале номера отеля, при уютном свете ночника, принимаю душ на максимальном напоре и падаю в белую пену перины без сил…
"Плотнее, я хочу график плотнее". Виталик, концертный директор, крутит пальцем у виска.
"Будешь на корпоративах петь?Ещё неделю назад насчёт свадьбы звонили, но я же отказал…"
"Буду", – нервно улыбаюсь я, хлопаю дверьми (так получилось) и выхожу из офиса.
Если у меня случается выходной, или, не дай Бог, два, я начинаю погружаться в ТОТ ВЕЧЕР. Я набираю номер своего психолога и говорю, что снова сорвалась. Мы встречаемся где-то в центре за кофе или чаем, а если нет времени, она просто говорит мне название препарата, которое я всегда в повседневной суете забываю…
***
Звёздочки тонкой россыпью покрывают чёрное небо. Майский, наконец-то, тёплый воздух будоражит до глубин сознания. Я так давно не ощущала его тепла, его запаха, его касаний к обнажённым плечам, предплечьям, голеням. Ярчайший закат стремительно погас, надолго оставив дымчатую полосу на горизонте. Снова добрая сотня фото в моем телефоне. Плюс один закат в мою коллекцию.
Несколько оставшихся дел немного давят психологически, но воздух так упоителен, наступившая только-только ночь тиха, и уходить с балкона не хочется. Двенадцатый этаж в наконец-то сданном доме – новом, высоком, красивом доме, о котором я мечтала два года.
Чёрт возьми, сигарета с ароматом ванили, лате-латино – пятница это маленький праздник, когда кофе можно. Перематывая ленту вперёд, находясь в прошлом, могла бы я себя сейчас здесь представить, со всеми деталями этой прекрасной квартиры?
Нет, работы по-прежнему много. Нервной, преподавательской, и хоть уже научилась почти быть "как прошлогодний пряник" твёрдой, иногда от моральной усталости не хочу даже говорить. А ещё шкура организатора мероприятий, но не об этом ли мечталось.
Мы с ним заказали шедевр его сестре. Самой лучшей, самой красивой, самой талантливой девочке с большими голубыми глазами и тёмно-каштановыми волосами. Костюм из крупных золотых чешуек висит на стальной вешалке посередине комнаты. Мягкий свет от бра падает на пластиковую поверхность пайеток и, отражаясь, прыгает бойкими бликами на стены.
Он входит, как и всегда, тихо. Снимает свою модную джинсовую куртку, разувается, выходит на балкон и щёлкает зажигалкой, хотя и так пропах никотином насквозь. Клетчатая рубаха нараспашку, слабая грудь подставлена всем ветрам, но ему настолько всё равно, что он никогда не болеет. Я не удерживаюсь и запускаю руку в его густые волосы. Он шутит:
– Не находите ли вы, что мне пора к парикмахеру?
Я уже тянусь к его губам, но останавливаю себя, делая недовольную гримасу:
– К Вадиму на персоналку подкачать грудь – да, к парикмахеру – нет, мне нравятся длинные волосы.
А ему нравится быть игрушкой.
Я целую его. Он отвечает так, будто любит всерьёз и надолго.
Это его выбор. Сколько раз я говорила, смеясь: "Ну что, пора тебе убраться отсюда?" Но он не уходил. Видимо, шелест купюр оказывался сильнее.
– Саша, пойди погуляй. Это всё хорошо, но сегодня хочется одиночества. Твои музыкальные предпочтения, – я намеренно остановилась, улыбнувшись и надменно поглядев на него, предвкушая, как сейчас он уйдёт, и на мои полторы комнаты раздастся Twilight Cruiser, так кстати сегодня подходящий к погоде, к вечеру – да ко всему, – немного отличаются от моих, поэтому тебе лучше пойти.
Саша растерянно смотрит на меня. Иногда мне кажется, что ему не двадцать три года, а пятнадцать. И, дай ему Бог, понять хотя бы подобное Twilight Cruiser.
– Если нужно, – подмигиваю я, протягивая руку в сторону прихожей, где в ящике трюмо лежат деньги.
– Хорошо, я знаю, – глотая слова, произносит он.
– Ну?
Саша стоит на месте.
– А куда я пойду?
– Ну куда хочешь! В пиццерию, например. Только мне кофе не неси, я уже выпила свою порцию на неделю.
– Хорошо, – отвечает он.
– Ну или езжай в Москву… Или ночуй дома…
– Нет, что ты, – в глазах Саши тут же зажигаются нервные искорки, – Я вообще-то, поругался с Максом, если ты помнишь. Домой не вариант, – улыбается он, робко подходит к ящику, тянет его на себя, но тут же закрывает.
