Предисловие,
написанное на краю стола
В тот вечер на Монмартре шел дождь. Огни маленьких кафе на улицах Жермен-Пилон обрисовывали в темноте ночи молочно-бледные квадраты, заштрихованные жидкими полосами ливня.
Я сидел за мраморным столиком и мои промокшие ноги отдыхали на коврике из прессованных древесных опилок. В этом скромном кафе были только девушка с ничего не выражающим лицом в брезентовом плаще, с потертыми рукавами и контролер подземной железной дороги, меланхолично потягивавший через соломинку мазагран. Лакей, облокотившись на конторку кассирши, о чем-то перешептывался с ней. Можно было сказать: Ромео, в белом фартуке и Джульетта, угрюмая и страдающая водянкой.
Рюмка кальвадоса [Яблочная водка – Здесь и далее прим. ред.] слабо утешала меня в моем одиночестве. Делать мне было нечего, перечитывать вечерние новости надоело, и я уже, было, собрался встать, как в кафе вошел какой-то человек.
– Адольф! – крикнул я.
Вошедший протянул мне руку и сел около меня. Он полу раскрыл свое пальто и обнаружил под ним довольно хорошо сшитый фрак. Поверхностный, как выражаются фельетонисты, наблюдатель принял бы его за человека из высшего общества. Но он был только метрдотель.
Я люблю беседы с метрдотелями ночных ресторанов. У них можно почерпнуть любопытные свидетельства подлости мужчин и услышать оригинальные наблюдения насчет двуличия женщин.
Я познакомился с Адольфом в 1903 году, когда бары еще имели для меня прелесть запретного плода. Я велел подать для него рюмочку коньяку, и мы разговорились. Он сказал мне, что в настоящее время работает в «Королевском Фазане».
– Кстати, – продолжал он, смеясь, – я должен рассказать вам о последнем происшествии, свидетелем которого я был у нас в кабаре… Оно совсем свежо, так как случилось только вчера вечером, и достаточно поучительно… Представьте себе, что с некоторых пор мы заметили у нас и в соседних барах, какого-то странного посетителя. Это был высокий, лысый мужчина, с длинным подбородком, одетый в длинный сюртук и сидевший всегда в одиночестве за своим бокалом. К молодым женщинам, подходившим к нему, он обращался с библейскими текстами и призывал на них милосердия провидения. Управляющий бара «Нарцисс», наиболее осведомленный человек на пространстве между площадями Бланш и Пигаль, обратился к Габи, статистке из «Сигаль»:
– Этот тип, мой малыш, шотландский священник. Его зовут Мак Джинджер. Он пресвитерианский пастор и борется с безнравственностью больших городов… Мой товарищ Эдуард, бывший экономом в «Карлтон», в Лондоне, видел его прошлой зимой. Он распространял там голубые крестики и брошюры на тему о добродетели.
– Так сказать, святая швабра, – определила Габи.
– Вот именно так.
Вчера вечером «Королевский Фазан» был полон. Женщины, сидя на бархатных табуретах цвета резеды, мурлыкали мелодии, которые играл испанский гитарист. Вдруг около двери послышался шепот.
– Вот он! – сказала большая Люлю, толкая в локоть свою подругу Леа. – Вот будет забавно!
– Вот этот? Пастор? Что он, аршин проглотил, что ли?
Уверяю вас, что это непочтительное замечание Леа было совершенно основательно. У достопочтенного Мак Джинджера была поистине смешная физиономия. Бритый, лысый, с глазами, подернутыми меланхолией, с выдвинутым вперед подбородком, он изрядно напоминал пуританских квакеров, погрузившихся на Мейфлауер [Название судна, на котором прибыли в Америку первые английские эмигранты], чтобы колонизовать Новый Свет. Он держал в руке, обтянутой шелковой перчаткой, книгу в кожаном зеленом переплете. Это была библия. Он занял место у стола по соседству с Люлю.
– Гарсон! – позвал он. – Джину!
Люлю и Леа, поджидавшие двух молодых людей, сильно увлеченных их пикантной красотой, подумали, что было бы занятно поболтать с апостолом.
– Добрый вечер, мсье, – сказала Люлю, с пленительной улыбкой.
– Добрый вечер, мое дитя, – ответил Мак Джинджер с большим достоинством. – Мы уже встречались в этом месте? Не правда – ли?
– Да…
Разговор завязался. Так как я находился около них, то не упускал ни слова. Люлю и Леа щипали друг друга под столом и старались не смеяться.
– Не кажется ли вам, что вы нехорошо делаете, проводя ночи в этих гибельных местах? – сказал вдруг достопочтенный. Говорю вам, что вы идете по плохой дороге, привлекая своими взглядами мужчин, забавляющихся, здесь… Вы должны бросить это отвратительное занятие и работать своими руками, дарованными вам творцом.
Люлю прошептала на ухо своей подруге:
– Так… Он уже оседлал своего конька. Сейчас он поскачет…
Потом повернувшись к шотландцу, она наивно спросила:
– Но какую работу посоветуете вы мне, мсье?
– Мое дитя, нужно возделывать плодородную почву ваших предков, нужно разводить растения на чистом воздухе природы.
– Заставить произрастать горошек! – иронически пояснила Леа.
– Горошек, хлеб, все съедобные растения… Разводить также домашний скот: быков, коров, телят…
– Ты говоришь о скотах, – завизжала Люлю.
Мак Джинджер хотел продолжать свое апостольство. К несчастью, приход двух поклонников этих дам прервал его проповедь. Люлю и Леа больше не обращали на него внимания, и он продолжал проповедывать «в пустыне». В это время к соседнему столу подсела очень элегантная женщина. Это была Регина Аликс, модная куртизанка, охотно покидающая свой великолепный отель на улице Хош, чтобы повеселиться в Монмартре украдкой от своего официального покровителя. Казалось, она хорошо знала достопочтенного патера, так как грациозно поклонилась ему. Мак Джинджер повернулся к ней и с достоинством ответил на ее поклон.
