– Не беспокойтесь, как только приедет господин Холд, старший или младший, я вас приглашу, – сказал Ральфу мужчина. – А пока, полагаю, вам следует привести себя в порядок и отдохнуть.
Ральф кивнул. Отдохнуть хотелось. Да и вещи действительно неплохо было бы постирать. Видел бы господин ректор, во что превратился выданный Бонку парадный мундир. Светлое пятно на рукаве – фасадная краска. Мел. И перепачканные в крови брюки.
Он сглотнул. Прекрасная память, служившая ему подспорьем, впервые в жизни обернулась против него. Он снова видел, как вязким жидким ковром укрывает белый мрамор алый туман, чувствовал запах крови. А перед глазами стояла намертво впечатавшаяся в мозг картинка: мертвый белый и мертвенно-бледный Николас. К счастью, живой.
Забавное совпадение, избежав смерти, друг заново родился в Рождество.
Ральф хмыкнул, бросил на кресло пиджак и, уставившись в пол, принялся задумчиво расстегивать пуговицы на черной рубашке.
– Позвольте, я заберу ваши вещи? – тихо спросила его горничная, и он очнулся. Он и забыл о ней.
– Конечно. – Ральф подал ей китель.
Ну и день.
Он расстегнул ремень, вытащил убранную в брюки темную ткань и снял рубашку, мечтая скорее очутиться в душевой. С тихим щелчком открылась дверь.
Горничная, лицо которой он не удосужился рассмотреть, наконец оставила его одного. Кстати, зря не рассмотрел, у кого ему спрашивать китель? В академии три шкуры с него сдерут за парадную форму. Надо бы попросить щетку да почистить брюки. За делом он скорее дождется Ани и Ника.
– А Алиана говорила, в Эдинбурге вы не держали слуг, – услышал он нервный смех Элизабет.
Тело мгновенно отозвалось на ее близость, напоминая о том, что он обещал себе забыть, а ведь он стоял к ней спиной и ее не видел. Он поморщился.
Ну точно – придурок.
– Не держали, – оборачиваясь, подтвердил Ральф.
Она стояла в дверях все в том же ослепительно красивом, но безнадежно испорченном платье. Только тонкие руки больше не закрывали перчатки, и длинные волосы ее теперь свободно спадали по плечам.
– Тогда тем более странно, что младший из Бонков не в состоянии раздеться сам, – зло заметила Лиз, развернулась и скрылась в тени коридора.
Что? Ральф недоуменно посмотрел на рубашку в своих руках.
– Я подожду за дверью, пока вы разденетесь, – робко сказали совсем рядом. – Ваши вещи будут готовы к утру.
Жизнь бок о бок с Фостером не прошла для Ральфа бесследно. Горничная ушла вслед за Элизабет, и Бонк аккуратно повесил одежду на спинку кресла. Или, может быть, виной была обстановка. Рука не поднималась нарушить этот идеальный и очень дорогой порядок. Зато поднялись ноги. Он недовольно посмотрел на следы от ботинок на светлом ковре. Странная манера имперцев не разуваться в домах вызывала у него искреннее недоумение. Гораздо проще разуться, чем отмывать ковер или вообще менять его. Впрочем, какое ему дело до этого, не ему же чистить.
Ральф вошел в ванную комнату. Вот уж действительно комната. Размером она не уступала спальне. Была здесь и сама ванна – ослепительно-белая лохань на медных когтистых лапах. В такой, наверное, приятно нежиться по вечерам. Теперь он понял вечные стенания друга об отсутствии приличных, как тот говорил, условий. Но Бонк выбрал привычный уже душ. Открыл стеклянную дверцу кабины и включил воду, встав в полный рост и подставляя разгоряченную голову под прохладную струю. Горячая вода здесь, разумеется, была, но Ральф даже трогать этот вентиль не стал. Люди слишком быстро привыкают к хорошему, а вот отвыкать, он знал, значительно сложней.
Он вдруг вспомнил странный вкус гребешка. Дрянь, если честно, но кто знает, как бы он заговорил через пару раз, хорошенько его распробовав? То ли дело Лиз, ее он распробовал сразу.
«Ральф… Ральф… Ральф!» – стон в его губы. Холодный зимний ветер и она, такая жаркая в его руках.
Горячая волна прошла по телу электрическим импульсом вниз живота.
Ральф выдохнул, сцепил челюсти, ладонью оперся о холодную стену и наклонил голову. Прозрачные капли падали вниз, разбиваясь о каменный поддон душа.
Ее зубы впиваются ему в плечо, это ее ладони ласкают тело.
Минута. Две. Может быть, три?
– Элизабет… – Он закрыл глаза.
Черт!
Дыхание выровнялось, и замедлялся бешеный пульс. Даже в голове посветлело, и вернулась способность думать.
Ральф тихо рассмеялся, снял лейку душа и смыл остатки фантазий. Хорошо, что она не узнает.
Да-а-а, Бонк… совсем ты сдурел.
Он промокнул волосы сухим полотенцем, обернул ткань вокруг бедер, памятуя прошлый конфуз с его высочеством, и вышел из ванной в спальню.
С кресла вещи пропали, а на постели лежала аккуратно сложенная спортивная футболка и мягкие домашние брюки.
Он оделся, что-то царапало бедро. Бирки. Ну да, богачи. То, что для Ральфа было бы частью гардероба и серьезной тратой, в доме Холда держали для гостей, как полотенца или одноразовые тапочки. Вот, кстати, и они. Горничная даже обувь забрала.
Ральф лег на спину, подложив руки под голову, и задумчиво уставился в потолок. Мысли лениво крутились в голове, тяжелые, медленные, как лопасти едва движущегося потолочного вентилятора.
Все, что было во дворце, теперь казалось кошмарным сном. Забавная вещь человеческая психика, затирает то, что способно ее пошатнуть, или подбрасывает видения, которых не было и не может быть.
