Полковник Лукоперец был мрачен. Конечно, получать благодарность и хвалебные слова от начальства приятно. И он был уверен, что после такой удачной операции, как «Кровавая Мэри», его, наконец-то, переведут на обещанное тихое место. Но генерал решил наоборот: не лишать отдел такого успешного руководителя – и оставил его ещё на неопределённое время. Поэтому, вызвав майора Пахомова, Лукоперец предусмотрительно спрятал в ящик стола фотографию любимых внучек-двойняшек, чтоб они его не размягчали перед предстоящим жёстким разговором.
– Доложите, что уже известно.
– Увы, пока немного. Пострадавший-предприниматель Виталий Бурляев. Возвратился домой, часов в восемь вечера. Дом за городом, у озера, в посёлке Сосняки, с гектар леса, огороженного забором. В доме никого не было, жена с сыном ночевали в городе у родителей Бурляева. Очевидно, преступники об этом знали, потому что спокойно проникли в дом и ждали его там. Встретили двумя выстрелами в голову и сразу укатили. По словам жены, которую доставили туда утром, ничего ценного не взяли.
– Машину определили?
– Ворованная «Лада». Они её бросили перед выездом на автостраду. Очевидно, пересели в свою машину, которая их там поджидала.
– Какие-нибудь следы оставили?
– Отпечатки пальцев не обнаружены. Но есть одна зацепка: стреляли из охотничьей двустволки.
– Ну? Что-то новое для современных киллеров.
– В том-то и дело. Значит, или не было другого оружия, или хотели просто напугать…
– Напугать? Двумя выстрелами в голову! По-моему, майор, вы, как всегда, начинаете с фантастики.
– А вы, товарищ полковник, как всегда, абсолютно правы!
– Вот только не надо этих ваших подковёрных цирлих-манирлих!.. Продолжайте докладывать.
– Слушаюсь и продолжаю. Как вы правильно заметили, для напугать – слишком сильно, для убить – слишком слабо: стреляли пыжами, скатанными из войлока, пропитанного парафином.…
– Самодельными пыжами?! Кто сегодня ими пользуется?
– Думаю, что уже немногие. В основном, пулями или дробью.
– Почему же не…
– И пулями, и дробью можно было убить, а, значит, это не входило в их задачу.
– Не убить, не напугать?.. Чего же они добивались?
– Вот я сейчас над этим и размышляю. Очень надеюсь, что пострадавший придёт в себя и что-то подскажет.
– Как он?
– Плох: сильное сотрясение мозга, обширное кровоизлияние… Но врачи надеются его вытащить. А пока наши эксперты колдуют над обрывками войлока, из которых были скручены пыжи. Первое предположение, что их нарезали из валенка.
– Пыжи из валенка, брошены на месте преступления, не подобраны… Какие-то допотопные преступники.
– А, может, наоборот: очень хитрые и всё это сделано специально…
– Специально оставлять такие следы? – Лукоперец хмыкнул. – Глупости!
– Мне больше нравилась ваша формулировка «цирлих-манирлих».
– Прекратите паясничать! Если у вас есть какие-то соображения, говорите.
– К сожалению, пока нет. Пытаюсь что-нибудь нащупать. Мне готовят список всех охотников в ближайшем округе, обладателей двустволок.
– А где старший лейтенант Валежко?
– Я поехал к вам на доклад, а её направил побеседовать с женой пострадавшего.
Полковник одобрительно кивнул.
– Что ж, действуйте. Желаю удачи. – И завершил беседу двумя своими «фирменными» афоризмами. – Там, где вы правы, вы не виноваты. И помните: тому везёт, кто везёт!
Пряча улыбку и верноподданно глядя на полковника Лукопереца, которого он за глаза называл Рыбомясо, Борис пообещал:
– Раз я не виноват, я повезу!
– Ну, почему, почему?!. За что?!. – выкрикивала сквозь всхлипывания Маруся, жена Бурляева. – Он же никому ничего плохого не сделал. Наоборот! Помогал, устраивал на работу, давал деньги в долг, которые ему никогда не возвращали…
Тина протянула ей стакан воды.
– Я вас очень понимаю. Но пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Хорошо. – Маруся сделала пару глотков и отодвинула стакан. Зажала голову в ладонях, посидела так несколько секунд. – Всё. Я готова. Спрашивайте.
– Вы давно замужем?
– Да нет, всего три года. Но встречаемся давно, уже лет десять. Он хотел раньше расписаться, но я тянула, не хотела на него хомут вешать: какая из меня жена – месяцев десять в году вне дома.
– Это почему?
– Моталась по всей нашей необъятной родине и по другим странам. – Увидев вопросительный взгляд Тины, разъяснила. – Всю жизнь на гастролях. Я в цирке служила, у меня был аттракцион, медведи на коньках. Может, смотрели или слышали? Назывался «В хоккей играют настоящие медведи».
– Конечно, смотрела! И не один раз. Племянницу водила – она в ваших медведях души не чаяла!.. Но… – Тина запнулась. – Дрессировщицу ведь звали Мари Муре.
– Верно. Я – Маруся, фамилия – Мурашкина, вот отсюда Мари Муре. Деда звали Шурик – он стал Шарлем Муре, мама – Лили Муре… Муре – это моя потомственная кликуха, для афиши. Я ведь родилась и росла в цирке, игралась за кулисами, пила молоко вместе с медвежатами, строила домики из опилок. Кроме манежа, клеток и медвежьих какашек ничего не знала: с медведями росла, а увидела корову и испугалась. Я жила чужой, навязанной мне жизнью: дед передал медведей маме, а мама – мне. Меня не спрашивали – это была нормальная цирковая преемственность. Вот я и тянула этот воз пока мама жила.
