Почему, почему мои полторы подруги хотят, чтобы я написала что-то о любви? Почему я произвожу на них впечатление того, кто это сделает хорошо и красиво? Отчего в их головы пришла мысль, что я могу выступить спецом в жанре так называемого «женского романа»? Если от нечего делать я накропала сколько-то статей в бабском журнальчике на тему М/Ж, то это означает лишь, что я отлично умею компилировать всякую информацию из Интернета и владею словом. При чём тут аж целый роман да про любовь?
Неужели этого барахла не хватает в нынешних… хотела написать «книжных магазинах», сама себя тут же поправила – в нынешних «этих ваших интернетах»? Как было сказано у Жванецкого про инженеров в СССР? «Ха, мало у нас этого добра! – Ещё будет!»
Хотите женский роман? Окей. Не серчайте, как получится. Если получится вообще что-нибудь…
Так-с, о чём или о ком писать – конкретно? Вопрос вопросов, потому что, с одной стороны, в голове теснится и пихается боками сто тысяч мыслей, идей и даже сюжетов. А, с другой стороны, нет ни грамма энергии на реализацию всего этого… Реализацию… Любопытно, что за этой канцелярщиной я невольно пытаюсь замаскировать?
Реализация – сесть крепко на пятую точку и начать писать, слово за словом, страницу за страницей, лист за листом. Это долго. Это нудно. Я уже продумала всю мысль от начала до конца, я её всю трижды с разных сторон обсосала, обкрутила, обкатала. Всё, на кой же чёрт мне тратить недели и месяцы, чтобы полностью раскрученную из спирали в прямую звонкую струну мысль заново скручивать и раскручивать – для читателей. Снова проходя уже пройденный путь, опять возвращаясь и бродя по собственным же следам. Это скучно. Лень. Да и дело неблагодарное, можно подумать, они, читатели, ждут-не дождутся.
Отсутствие энергии – сиречь лень? Кабы всё было так просто… Когда не взрывается внутри тебя какой-то хоть маленький, но везувий, который всенепременно требует донести твою мысль-идею до людей (ага, до миллионов – когда совсем на солнце перегреешься), то нет ни малейшего желания тратить время на печатание слов на белом вордовском экране. Ох, неужели у настоящих писателей эти везувии постоянно клокочат в башке? Счастливые. Или несчастные – с какой стороны взглянуть.
…Пытаюсь красиво и элегантно щелчком выбить из сигаретной пачки одну штуку. Фигушки! Вываливаются две и сразу на пол… М-да, а пепел я, как правило, «элегантно» смахиваю с одежды. Есть смысл учиться этой элегантности, когда тебе полтинник? По-моему, никакого. Есть смысл пытаться разжигать в себе везувии, чтобы писать? Не знаю. Потому что я и хочу этого, и не хочу. Одновременно. Не хочу, потому что лень, а хочу, потому что всё-таки надо хоть как-то оправдать своё бездарное существование на этом свете.
Мне категорически сказали: пиши, дура! Ты можешь, у тебя получится. Ну, написала я рассказик один… мрачный и страшный. Там все умерли, причём, мучительно и последовательно, друг за другом. Без никакого смысла рассказик, просто зарисовка: как в одной странной семье все последовательно умирали. Дала почитать народу, народ пришёл в ужас. «Зачем ты это написала? Про кого ты это написала? Как можно это читать? Как можно такое писать?» Я спросила у народа: «Вы мне конкретно скажите, люди: это хорошо написано?» – «Отлично! Именно поэтому читать невозможно». Логично, да.
Мне сказали: пиши о любви, ты сможешь. О любви? Я? Конечно, смогу. Я знаю, что такое любовь. Знаю про неё так же хорошо, как и про одиночество.
Ладно, детки, садитесь поближе, я расскажу вам… нет, не сказку – быль. Настоящую историю про настоящую любовь. Про Лиду и Аркадия…
«Они встретились, когда ей было тридцать, а ему пятьдесят пять. То была середина 90-х, сумасшедшее, страшное, счастливое, дурацкое, полное надежд, абсолютно фантасмагорическое время… Делались состояния, терялось всё, одни взлетали, другие срывались в бездну, третьих убивали, четвёртые медленно и уверенно взбирались на самую крутую гору, чтобы в недалёком будущем стать олигархом или политиком самого высокого пошиба.
Такое было время, подобного которому, возможно, уже никогда не будет никогда в разваливающейся стране. В своём роде оно было уникальным и неповторимым – и в хорошем, и в плохом смысле. Период безумных контрастов, разбросов от и до, взаимоисключающих социальных проявлений, дурацкой политики и полукриминальной экономики. И мы в этом жили… не только выживали – это неправда! Жили, любили, создавали семьи, рожали детей – кружась вместе со всем творящимся вокруг безумием в отчаянном вальсе над пропастью, в красивых костюмах и платьях, но по колено в грязи, надушившись французским парфюмом, но всё время морщась от царствующего в воздухе запаха навоза и крови.
При этом огромное количество людей жило себе и жило, не особенно замечая происходящих вокруг страстей и безумств, а, точнее, не обращая на них внимания, проходя аккуратно по касательной ко всякого рода завихрениям и взрывам, лишь изредка отряхиваясь от насевших на плечи и рукава пепла и осколков. Даже в столицах встречались подобные обыватели – и вовсе не в среде маргиналов и бедняков. Напротив…
