кА нравилось жить в горшке. В коричневом обожженном глиняном горшке. И вовсе не потому, что горшок отличался особенной формой, цветом или какими-то удобствами, просто он так привык. Старушки-соседки, уже успевшие отцвести, днем и ночью разговаривали о чём-то, но маленький кА особенно не прислушивался, он считал их страшными занудами. Как-то одна из них сказала, будто бы он пошёл в прабабку, походившую в молодости более на колючую капустную кочерыжку, чем на экзотический цветок. «То же мне», – подумал маленький кактус, некрасивая гримаса появилась на его зеленой мордашке. Неприятно ему было слышать эти слова, тем более о той, которая засохла.
«Ах, миленькая колючка, как она страдала, бедняжка», – причитала одна из хищных Дионей. «И как похудела в последние денечки, мордочкой осунулась», – пыталась выдавить из себя скупую слезу бархатистая фиолетова Гинура. Маленький кА был в своем нежном возрасте, когда еще даже не пробились первые нетвердые колючки и все тело покрыто ворсинками. «Вот колючки пробьются и начнет на девочек заглядываться», – шептались старушки.
Однажды кА заметил за собой, что всё чаще и чаще поглядывает в ту сторону, где в своем нежно-розовом керамическом горшке живет юная фиалка. Фио – так её по-простому называет мама, пытаясь разбудить около полудня. Поправив на голове свой волнистый чепец, одёрнув несметное число бархатных юбок, Фио расправляет свои трепетные плечики и с томно склоненной головкой приступает к изучению французского: «Je m’appele Fio. Je suis tres belle fille [1],» – старательно проговаривает она иностранные слова, которых кА не понимает, но которые кажутся ему такими же красивыми, как и та, что произносит их. кА остается лишь любоваться своей возлюбленной, которая старательно делает вид, будто бы не замечает его взглядов.
Как-то раз, утром, все было, как обычно. Фио занималась французским и пила свой любимый какао, от которого по всему зимнему саду разносился сладкий шоколадный аромат. кА делал вид, что играет со своими камешками, представляя, что это машинки, но больше смотрел на Фио. Вдруг их взгляды встретились, от неожиданности кА выронил камешек, а девочка быстро задернула шторку. После Фио еще долго улыбалась тому, что застигла врасплох своего воздыхателя, за которым она одним глазком давно наблюдает. кА даже не успел сделать вид, что он всего лишь раскладывает гладкие камешки-машинки в своем горшке, разделяет их по размеру и типам кузова, и только случайно отвлекся и взглянул на Фио. Он сидел еще долго, ждал, что вот-вот снова отдернется занавеска и хрупкая девочка в нежном фиолетовом чепце с большими рюшами продолжит свой урок. Но Фио в тот день показывалась только в пять часов вечера. В это время она вместе с мамой Фиолетт вышла подышать вечерним воздухом с любимцем – большой блохой Жужжой, которая очень любит поскакать за щепкой. Тетя Фиолетт научила Жужжу команде на языке, который изучает Фио. Тогда она говорит: «Aport!». Каждый раз, когда тетя Фиолетт произносит это слово и бросает щепку, Жужжа подскакивает и в два счета приносит ее назад. Тетя Фиолетт разводит руками от умиления и гладит довольную блоху.
Мама Фио очень красивая и статная особа. Носит несметное число бархатных юбок, которые очень пышны. кА считает, что все дамы из семейства Фиалковых являются истинными совершенствами цветочной красоты. Ему нравятся их наряды, неотразимые цветы, мягкость лепестков, полная противоположность колючести, которая совсем скоро ожидает его. кА любит наблюдать как по субботам тетя Фиолетт, Фио и Жужжа устравивают пикник. Для этого у них есть большая корзинка и мягкая фланелевая тряпочка-покрывало. Они едят засушенные хлебные крошки, смачивая их самой свежей, собранной на рассвете росой, которая спадает на них через открытое окно в потолке каждое утро.