(на основе народной сказки о Николае Чудотворце)
Ветер воет. Снаружи избы во всю мощь, во весь голос, а вот в щелях на верехе-чердаке да в потолке – пищит. Тоненько, пойманным комаришей.
Снег кладется ледяной, крупяной, колючий. Сугроб плотный, тяжелый, не пуховое одеяльце из колыбели. Поутру дойдет к окошку, и ох как трудно будет отгребать его от крыльца. Всем придется брать деревянные лопатки с вениками, не отлынешь.
Добрые бревна потрескивают там-тут, сторожа, не выпуская на зимнюю стужу тепло государыни-печки.
Бабушка Анея, как всегда, на лавке у окна. Сидит недвижно, будто спит, не шьет, не вяжет, не прядет – устала. На окошке трепещет огонек, кидая желто-розовый отблеск на инеистое узорочье по ту сторону стеклышка… Ждала так Бабушка Анея кого-то. Всегда в самые темные ночи зажигала свечу и ставила на подоконничек, знак точно подавая. Кого ждала?.. Не отвечала, покачивала только головой в черной косынке. Молчала, сама уже, похоже, мало веря.
Тишина по избе.
Кажется, вот-вот взаправду кто придет на огонек, застучит в дверь, загрохочет ногами по порогу…
Шорох на печке. Шух-шух, бум!
– Мау! – вопит проснувшийся серо-белый кот, на которого с печи упал валенок, и стрелой бежит под пол.
На печи под шубами смешки – один, другой.
– А ну спать-спать, сорочата! – У печи неслышно вырастает Бабушка Анея. Удивляются внучки, как она, стара, на озорство их всегда вовремя поспевает. – Спать!.. Почто Плишку-котофея обидели?
Смешки под теплыми шубами да под тулупами из овчины рассыпаются как горошек по полу.
Бабушка Анея хлопает по шубам-тулупам. Цыть, мол!.. А после прикладывает ладонь к беленому печкиному боку – не остыла ль та?
– Бабушка Анея! – зовут с печи, когда опускается Анея обратно на лавку… Выждали ведь. – А Бабушка Анея! Расскажи сказку?
– Ночь-полночь на дворе, какие уж сказки!
– Расскажи-и!
Вздыхает на лавке Бабушка Анея. Берет клубок из туеска, нить, значит, перематывать.
Из-под тулупов и шуб высовываются четыре вихрастые светловолосые головенки. Коль рукоделье, то верно расскажет.
– Про Еруслана-кречета сизого, богатыря, и Роланда-рыцаря! – напоминает бабке должок старший внук, самый рослый, самый окаянный. На что Бабушка Анея, улыбаясь, лишь качает как обычно головой.
– Про Ольгу-царевну! – просит внучка, втора по старшинству.
– Про дальние страны! Про Белогорье! – перебивает средний внук.
– Про Окинателя и Ердань! – выкрикивает молодшенький.
Вздыхает раз-другой Бабушка Анея, глядя на свечное пламя, будто читая в нем что-то. Красит оно красным лицо ее, молодит волшебно, чтобы смотрели на бабушку в темноте внучки, удивлялись и слушали.
– Об Фролке, соседе, расскажу… – Лицо Бабушки Анеи становится лукавым. Она глядит на печку. – У кого вы яблони трясли да гусей палками гоняли.
– И на борове Борьке ездили! – хохочет средний внучок и тотчас получает подзатыльник от старшего.
– А про то утром ваша сказка будет.
Внучки сопят, затаившись под тулупами мышатами, Опять бабкой заловлены.
Бабушка Анея улыбается. Уже по-доброму – про Борьку-то она давно знает…
Много чего поперевидали дети из того, чего и не всякий взрослый сдюжит. Голод, холод, лихих людей. Поэтому долго Бабушке Анее предстоит укрывать-поливать нужные росточки в нежных их душах. Сказки здесь ей хорошо служат.
– Еще до снега с Фролкой это было, – начинает Бабушка Анея, суча нитку. – Вечор он рассказывал. Возле ключа подошел к нам со старухами, помялся, почесался и выдал… Так, мол, и так, любезные баушки.
* * *
Поехал Фрол на ярмарку. Нагрузил с горкой добра аж две телеги, большую и малую.
Не сам, не сам – мужиков из деревни просил. День таскали ему и мешки с мукой-зерном, и корзины с яблоками-медом, грибами-орехом, свеклой-репой. А Фрол спасибо им толком не сказал, лошаденку впряг, привязал рябую свою корову с телем к хвосту обозка и отбыл – прощевайте!.. Мужики-те плюнули и понову зареклись с Фролкой дела делать.
Едет себе по дороге Фролка и видит – старичок на краю леса стоит. Обычный такой, одет по-крестьянски. Бородушка небольшая, шапку в руке держит, зипунишка серенький, рубаха чистая, опрятная. Сума висит, посох ореховый.
А старичок Фролку точно поджидает.
– Здравствуй, – зовет, – мил-человек, в ту ли сторону ярмарка?
– В ту, в ту, – отвечает Фролка. – Тебя, дедко, не повезу. Видишь, еле идет шкапа, не вывозит! – И кнутом лошаденку хлясь-хлясь.
Так и оставил стоять старика. Услышал лишь, как тот сказал ему в спину:
– Езжай-езжай тогда с Богом.
Надо сказать, по дороге той редко даже пешком ходили, в соседнее село тропками напрямки бегали. Дорога за лето вовсе размокла, кустом-леском зарастать начала. Зверье там бояться перестало.
Вот и думает наш Фролка заднею мыслью, мол, откуда старый-то идет? Деревень вблизи давно нет… Оборачивается Фролка – а нет позади никого.
Пожал плечами Фролка, хлебнул из бутыли квасу для крепости и кнутом воздух стеганул.
Еле дотягала его лошаденка до соседнего села, где ярмарка шла. По лесу густому, да под гору с горы, да чрез речку по мосткам хлипким, ох свет ты мой… Овса в дорогу он взять ей не взял, морковочкой и яблочком не угостил – хотя, вон, из корзин падает!.. Совал под морду ведро с водой и сена клок, да и все тебе. Как она, стара-тоща, в пути не околела ж ведь!.. Верно, чтоб на обратной дороге хуже Фролке сделалось, а по тому ума прибавилось.
