Это сейчас я уже стара, а в ту ночь, когда я отправилась в Эпплуэйл-холл, мне было всего тринадцать. Моя тетя работала там экономкой. В Лексхо меня ожидало некое подобие кареты, запряженное всего одной лошадью: этот нехитрый транспорт должен был доставить меня вместе с моим сундучком к месту назначения.
Я и так была немного напугана, а когда увидела этот странный экипаж, то и вовсе захотела обратно, домой – к матери в Хейзелден. Я плакала, усаживаясь в шэй[1] – так мы называли эти повозки, – и Джон Малбери, добродушный старик-кучер, купил в «Золотом льве» несколько яблок, чтобы немного подбодрить меня. А еще он сказал, что у тети в ее большом доме меня ждут смородиновый пирог, чай и свиные отбивные – все горячее и вкусное. Была прекрасная лунная ночь, и я грызла яблоки, глядя в окно шэя.
Как не стыдно было джентльменам-попутчикам пугать бедное глупое дитя, каким я была в ту пору! Возможно, от скуки они просто хотели надо мной посмеяться. Их было двое: они начали расспрашивать меня, куда направляюсь. Ну, я и сказала им, что иду в услужение к даме Арабелле Кроул из Эпплуэйл-холла, недалеко от Лексхо.
– Хо! Думаю, надолго ты там не задержишься! – заявил один из них.
Я посмотрела на него в изумлении, как бы говоря взглядом: «С чего бы это?». Однако раз уж с умным видом ввязалась в разговор, надо было его поддерживать.
– Если тебе дорога жизнь, никому ничего не говори, а внимательно наблюдай за леди Кроул. Ты сама убедишься – она одержима дьяволом и больше чем наполовину призрак, – поведал мне все тот же джентльмен. – У тебя есть Библия?
– Да, сэр, – ответила я. Мама и правда положила мне в саквояж маленькую Библию. Эта Библия до сих пор хранится у меня в шкафу, хотя шрифт теперь слишком мелкий для моих старых глаз.
Мне показалось, что собеседник подмигнул своему другу, хотя в этом я не уверена.
– Тогда не забывай каждую ночь класть ее под подушку: это убережет тебя от когтей старой ведьмы, – предупредил он.
Как же меня напугали его слова, вы не представляете! Мне очень хотелось расспросить его о пожилой леди, но я была слишком застенчива, поэтому промолчала, и мои попутчики заговорили о своих делах. А затем мы проехали Лексхо и направились к особняку. Все внутри у меня словно оборвалось, когда экипаж выехал на темную аллею. Вокруг росли огромные, почти такие же старые, как и дом, деревья. Толстые стволы некоторых из них едва обхватили бы, раскинув руки и соприкасаясь кончиками пальцев, четыре человека.
Я высунулась в окно и вытянула шею, пытаясь скорее увидеть дом – и внезапно мы остановились прямо возле него.
Передо мной возвышалось массивное здание с громадными черными поперечными балками и белыми, как простыни, фронтонами, ярко освещенными луной. Тени от деревьев падали на фасад – такие четкие, что можно было сосчитать листья. В окнах главного зала мерцало множество маленьких ромбовидных стекол. Тяжелые ставни по старинке крепились на петлях к стене снаружи и закрывали все остальные окна на фронтоне. В особняке проживали всего трое или четверо слуг и одна старая леди, поэтому бóльшая часть комнат пустовала.
От осознания того, что мое путешествие подошло к концу и я стою перед мрачным домом леди, которой я никогда не видела (впрочем, как и своей тетки), но уже заранее боюсь, мое сердце заныло.
В холле тетя поцеловала меня и провела в свою комнату. Этой высокой и худой женщине с бледным лицом и темными глазами было за пятьдесят. Ее длинные тонкие руки были обтянуты черными митенками. Говорила тетушка мало – однако каждое ее слово звучало как закон. У меня нет причин жаловаться на нее, несмотря на ее суровость. Но, думаю, тетя отнеслась бы добрее ко мне, будь я ребенком ее сестры, а не брата.
Сквайр – внук госпожи Кроул, мистер Шевеникс Кроул – обычно два-три раза в год приезжал в особняк убедиться, что за старой леди хорошо ухаживают. За все время, проведенное в Эпплуэйл-холле, я видела его всего дважды.
Не могу сказать, что о мадам старательно заботились только для того, чтобы угодить сквайру. На самом деле у моей тети и у горничной Мэг Уиверн просто имелась совесть, и они честно выполняли свой долг.
Мэг Уиверн – это моя тетя называла ее так, я же обращалась к ней «миссис Уиверн» – была полной веселой женщиной лет пятидесяти, высокого роста и широкой в плечах. Она всегда пребывала в приподнятом настроении и по дому передвигалась не спеша. Уиверн платили хорошее жалованье, но в силу некоторой скупости она держала свою парадную одежду под замком, а носила одно и то же добротное хлопчатобумажное платье шоколадного цвета с узором в виде красных, желтых и зеленых веточек и горошин, и сносу этому платью не было.
За все время, что я жила там, добродушная Мэг ни разу не сказала мне грубого слова и часто смеялась, а еще без конца болтала за чаем. Каждый раз, когда я скучала или грустила, ее смех и болтовня поднимали мне настроение. И, пожалуй, она нравилась мне больше, чем тетя – детей ведь так легко увлечь весельем или интересными историями. И хотя тетя была очень добра ко мне, в некоторых вещах она вела себя жестко, а кроме того, всегда оставалась молчаливой.
