Привилегированное сословие
Оленька протопала босыми ногами на кухню. Очень хотелось пить. Сунула голову под кран и жадно прихлёбывая присосалась к мутной струе воды. Остановилась, прислушалась к себе, в животе заурчало, желудок выражал недовольство столь скромным завтраком.
– Пожрать, бы чего, – с тоской посмотрела на холодильник.
Сколько она себя помнила, он никогда не работал. Как – то в детстве она с удивлением узнала, что в холодильнике хранятся продукты. И всё недоумевала, откуда они там появляются. Подходила заглядывала, а вдруг…
Но их холодильник был видимо совсем сломан и продукты не появлялись. Воняло только из него чем-то затхлым. Позднее ей сказали, что холодильник заполняют родители. И Оленьке сразу стало ясно, что в её холодильнике, сколько туда ни заглядывай ничего не окажется. Откуда?!
Она порылась в пепельнице, отыскала самый большой бычок, с наслаждением затянулась. И, поперхнувшись дымом, закашлялась. Тяжело, с надрывом. Горло царапало, во рту стало горько, из глаз побежали слёзы.
Курить Оленька начала недавно, ребята сказали, что курево притупляет чувство голода. Желудок снова скрутило.
– Наврали. Кури, не кури, а жрать охота, – она провела пятернёй по спутанным волосам, дёрнула себя за челку, – постричься надо бы, чуб в глаза лезет.
Схватила со стола ножницы (как они там оказались?), намотала прядь на палец и отчекрыжила почти под корень. Потрогала получившийся ёжик, осталась довольна.
– Креативненько, – сказала любимое словечко, – противненько, -продолжила в рифму.
Ещё раз окинула беглым взглядом кухню. Вдруг мать с её хахалем не всё сожрали. Увы и ах!!! Пустые бутылки, мутные стаканы.
Ладно хоть окурков много, видно хахаль вчера был не из бедных, сигаретки-то с фильтром. А на жрачку, гад, поскупился.
– У-у-у, жмот, – Оленька стала выгребать окурки, отряхивать, аккуратно складывать. Будет чем ребят во дворе угостить.
Любка, подружка, уже торчала у подъезда, ждала её. Развалилась на скамейке, курила. Пыталась пускать дым кольцами. У неё не получалось, дым шёл носом, Любка фыркала, сердито сплёвывала табак с губы. Увидев Оленьку, встрепенулась.
– Чего долго? Мать буянила?
– Не-а, её уж дома нет. Пожрать есть чего?
– Сама маюсь.
– Пьёт?
– Ага, тараканы уже сбежали, не долго осталось.
Родителей своих Любка не помнила и не знала где они есть. Жила с бабкой, которая всякий раз, как напьётся выдавала новую версию гибели Любкиных предков.
Бабка была запойная. Запои случались раз в месяц, в день выдачи пенсии. И длились всегда недели три.
Первая неделя- неделя «изобилия». В доме появлялась еда и даже карамельки. Бабка выставляла на стол бутылку «беленькой» и смаковала её по рюмашке.
Следующая стадия – когда в грязном стакане плескалась спиртосодержащая жидкость непонятного происхождения и черствый хлеб.
Последняя это, когда «тараканы убежали», жрать нечего, как не ищи, а бабка у рюмочной стоит с протянутой рукой.
Дня через три мучительного похмелья, неделя трезвой жизни. Бабка достанет заначку, купит хлеба, макарон…
До пенсии протянут. Что удивительно, заначка никогда не пропивалась. Бабка называла её «стратегический запас».
И как девчонки не пытались найти этот запас, когда совсем животы от голода подводило, им это ни разу не удалось.
Пила бабка тихо, без пьяных оргий и драк, долгов не имела. Платежи вносила ежемесячно. Получит пенсию, оплатит счета, а потом уж за «беленькой». Поэтому среди жильцов считалась почти положительной, её даже жалели. Одна девку поднимает, легко ли в её-то возрасте!
– Может бутылки поищем? – предложила Оленька.
– Клавка объявилась, не даст.
Клавка, местная бомжиха, была малость не в себе. Даже местная шпана её побаивалась. Бутылочный бизнес она считала своим. Увидит, как они бутылки собирают, загрызёт.
– Я уж думала она совсем сгинула, – вздохнула Оленька.
– Многие так думали. Савелич, уж себя королём здесь объявил.
– Может, к рынку двинем?
– Пойдём, только Бобика свистнуть надо. А то опять нам беспризорники наваляют. Мы же для них привилегированное сословие.
– Ты это сейчас обматерила нас что ли? – усмехнулась Оленька.
– Это бабка моя, про соседей сверху, так говорит.
По дороге к рынку, девчонки свернули к мусорным бакам. Там постоянно бегала свора собак. Одну из них они и прикормили прошлым летом. Теперь не страшно было промышлять в других районах.
У рынка попрошайничали до обеда.
– Тётенька, дайте денежку на хлебушек…
– Пошла вон, побирушка.
– Корова жирная, – сплёвывала Любка.
– Дяденька, кушать хочется, дайте рублик…
Мужик сунул Оленьке монетку. Она глянула и впрямь рубль.
– Козёл, -процедила сквозь зубы.
Бобик крутился тут же, вилял хвостом, принюхивался к сумкам, откуда так восхитительно пахло едой. Его пинали, с опаской обходили стороной, не замечали…
– Бабулечка, миленькая, дайте денежку, кушать хочу.
– Это куда ж твои родители смотрююют, – запричатала бабка.
– В стакан!! – заорала Любка, – дай денег, жрать хочу!!
– Караул!! – взвизгнула старуха, – грабююют!!!
– Карга старая, -зарычала Любка и припечатала бабку таким отборным матом, что та на время лишилась дара речи.