Гертруда выпила. Совсем чуток, всего лишь полграфина волчеягодной настойки. Взболтала остаток и, решительно заявив себе: «Не мелочись, Герти!», выхлебала до дна.
Ну а что делать, когда срочно нужны новые рабочие инструменты, а их нет? Котёл неделю как прохудился, а лудильщик ушёл в запой (сам, дурак, виноват, волчеягодная настойка – штука коварная для непривычных к ней организмов. А его ведь предупреждали, да). Волшебную палочку Гертруда берегла пуще глаза и так надёжно запрятала, что пятый год не могла найти. А магический шар, который случайно уронила, треснул и теперь показывал всякую дичь.
Оставались кости крыс да жабьи кишки, но окрестная живность за последний год совсем повывелась, а та, что выжила, как-то подозрительно поумнела и больше не желала попадаться в ловушки. Даже стало казаться, что мелюзга сплела заговор – стоило выйти из дома, как отовсюду слышался шепоток: «Атас, ведьма», – и лес вымирал.
Вот и сейчас, когда, оставив пустой графин, Гертруда вышла на крыльцо, то услышала шорох. «Да, это я!» – крикнула она сердито и двинулась вглубь леса, туда, где за елями начиналась тропинка, ведущая к лесной дороге, которая в свою очередь вела на тракт.
Коварная растительность хватала за подол, ветки, не жалея собственной жизни, бросались под ноги, но ведьму было не остановить – она шла напролом и вскоре действительно вышла на дорогу. «Пойду в город и куплю себе новую палочку. Или котёл. Или шар», – решила она, шагая к развилке.
Там, на развилке, ноги её и подвели: покачнувшись, она оперлась о покосившийся дорожный столб, и тот, не выдержав надругательства, рухнул.
– Ух ты, – восхитилась Гертруда, отплевавшись от пыли, – а силушки-то во мне ого-го!
И, подняв упавшее, кряхтя воткнула обратно, совершенно наплевав на то, что указатели теперь показывают совсем не туда, куда надо.
Поглядев на небо, Гертруда решила, что солнце уже слишком высоко, и отправляться в город нет никакого смысла. Затем вспомнила, что в чулане ждёт своего часа отличная настойка из бузины с мухоморчиками и, развернувшись, двинула домой.
Едва она скрылась в лесу, как на тракте показалась карета, запряжённая тройкой резвых лошадей. Подняв тучи пыли, она остановилась у столба, и на дорогу выскочил стройный белолицый парень с чёрными как смоль волосами, одёрнул коротковатую одежонку и посмотрел на кучера. Тот, спрыгнув с козел, протянул ему тяжёлый кожаный кошель, а затем обнял.
– Доброй дороги, ваше высочество, – произнёс кучер, смахивая скупую мужскую слезу, и, посмотрев на столб с указателями, махнул в сторону леса: – Вам туда. Идите и никуда не сворачивайте, к вечеру будете в Трольбурге, а куда дальше, сами знаете.
– Спасибо, Вальтер, – ответил парень и быстро зашагал прочь.
Кучер смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду, а затем вздохнул, утёрся рукавом и полез обратно на козлы. После чего развернул карету и двинулся обратно.
Ещё чуть позже эта же самая карета подъехала к крыльцу королевского замка, и кучер, бросив поводья подоспевшему слуге, опрометью бросился вверх по ступеням.
– Ваше величество! – воскликнул он, вбегая в покои королевы. – Его высочество изволили сбежать! Я не успел остановить, не велите казнить! – он бухнулся на пол, прямо к подолу расшитого драгоценными каменьями платья.
– Встаньте, Вальтер, – послышался строгий голос. – Негоже королевскому егерю валяться на полу. Встаньте и расскажите подробней, как это произошло.
– Ваше величество! Я мчался быстрее ветра!..
– Умерьте эмоции, я хочу знать факты.
– Простите. Да. Сию минуту. Их высочество сбежали, когда я подъезжал к развилке. Они выпрыгнули из кареты и пустились во весь дух по тропе, ведущей к Трол…
– К Ферграну, вы хотели сказать.
– Да, – поправился егерь. – Совершенно верно, к Ферграну. Так всё и было.
– Вы хотя бы сбавили ход, когда его высочество изволили выпрыгнуть?
– Конечно!
– И убедились, что он бежал в подобающем простому страннику виде?
– Конечно!
– И не с пустыми руками.
– Конечно, ваше величество!
– Хорошо. Тогда можете быть свободны. Вот вам за труды, – королева протянула ему мешочек с монетами.
Оставшись одна, она стряхнула с плеча невидимую пылинку и, подойдя к комоду, достала зеркало в изящной оправе.
– Ну что, мой стеклянный друг, просыпайся, – произнесла она, постучав по поверхности длинным алым ногтем, – давай-ка, покажи нашего беглеца…
Что бы там ни утверждала молва, королева Изольда обожала своего пасынка. Когда она вышла замуж за его отца, королевич Ганс был совсем крошкой и оказался таким сладким пусечкой, что сердце дрогнуло, а план отравить никчёмного выродка лопнул с оглушительным треском, стоило только взглянуть в милые доверчивые глазки.
На людях Изольда демонстрировала холодность, старалась всячески показать, что младенец её раздражает, однако на самом деле тщательно следила за тем, чтобы у Ганса были самые лучшие няньки, чтобы он рос в любви и заботе. И без промедлений увольняла тех, кто проявлял к малышу холодность или излишнюю строгость.
Малыш Ганс рос умным мальчиком и сразу понял, к кому можно прийти вечером, втайне от посторонних глаз, забраться на колени и, обняв, поведать обо всех своих горестях. И кто обязательно выслушает и поможет.
