Небольшая повесть о странностях жизни и любви
В квартире тихо.
А подъезд живет своей жизнью – хлопают двери, по ступенькам цокают каблуки, около лифта пищит чей-то мобильный, кто-то нервно отвечает на звонок… Люди уходят, возвращаются, снова уходят. И снова возвращаются…
По квартире разгуливает толстый рыжий кот. Лениво и не торопясь он пробирается в гостиную и грациозно запрыгивает в свое законное кресло. Опоздал. Там уже обосновалась хозяйка. Кот недовольно мурлычет и с оскорбленным чувством покидает комнату – он любит спать один.
Хозяйка его не останавливает. Она сидит, укутанная пледом из верблюжьей шерсти, в теплой кофте и толстых шерстяных носках. В комнате темно, но ей кажется, что перед глазами прыгают разноцветные точки. Да и голова как-то нехорошо кружится. «Грипп, наверное…» – думает Анечка и, свернувшись калачиком, начинает дремать.
Мужа дома нет, но он скоро придет. Обычно Анечка встречает его во дворе, смотрит, как он паркует машину, и они вместе поднимаются на четвертый этаж пешком, без лифта. А сегодня она ждет его дома. Ей не хочется вставать с кресла, спускаться на улицу. И вообще, она засыпает. Когда муж вернется, он перенесет ее в спальню, уложит на широкую кровать, укроет теплым одеялом, а сам пойдет на кухню. После тяжелого дня ему надо расслабиться, снять с себя груз накопившихся проблем – что-нибудь выпить, покурить, просто посидеть в тишине. Он всегда так делает. Это словно ритуал какой-то. И даже восемь лет назад, когда Анечка появилась в его жизни, она не посмела нарушить это ежевечернее кухонное действо.
* * *
Хотя тогда она вообще ничего не смела требовать – робкая провинциалка, внезапно окунувшаяся в водоворот столичной жизни…
Она приехала из маленького шахтерского городка. Там Анечка жила в малюсенькой двухкомнатной квартире вместе с родителями. Каждое утро она просыпалась в семь часов, делала зарядку и принимала контрастный душ. Потом шла варить кофе и делать бутерброды. Кофе выпивала тут же, на кухне, попутно «рисуя себе глаза», а бутерброды брала с собой на работу.
Работала Анечка продавцом-консультантом в большом книжном магазине. Он так и назывался – «Центральный развал». Находился магазин очень далеко от Анечкиного дома, поэтому обедать приходилось там же, в соседней закусочной. Но Анечка к делу подходила продуманно – заказывала только чай или кофе, а бутерброды или пирожки приносила с собой. В закусочной на это не обращали внимания.
В магазин Анечка старалась одеваться нарядно. От одной только мысли, что туда можно запросто прийти в кружевной юбке или полупрозрачной кофте, ей становилось тепло и радостно. И нисколько не обидно было осознавать, что ты часть интерьера, как, например, прилавок или пальма.
До этого Анечка принимала стеклотару в забегаловке, именуемой магазином, на окраине города. Ей до сих пор иногда снились синие рожи местных бомжей, которые, улыбаясь беззубыми ртами, выставляли на прилавок аккуратно отмытые в соседних лужах пивные бутылки… Там Анечка работала в нитяных перчатках и толстой телогрейке. Голову она повязывала шерстяным платком, а на ноги надевала суконные бурки. Такие уже давно не продавались в магазинах, но уборщица тетя Галя откопала где-то одну пару и отдала их Анечке:
– Застудишь ноги, пиши – пропало. Так что – носи на здоровье.
Холод в магазине был просто неистребимым. Ни батареи, ни электрообогреватели уже не спасали. Сменщица Катя приносила в термосе горячий чай и несколько сворованных в кондитерском отделе шоколадных конфет. Анечка – бутерброды с сыром и стограммовый аптечный пузырек с настойкой боярышника. Они выпивали семидесятиградусную вонючую жидкость, не отходя от прилавка, и занюхивали хлебом.
– Теплеет, – морщилась Катя и шумно выдыхала.
– Теплеет, – соглашалась Анечка.
– Мы-то еще ничего, а вот девки в ларьках и вовсе вымерзают. Там же у них – ни туалетов, ни печки. А куда деваться? Работать-то больше негде…
– Негде, – опять соглашалась Анечка и, вздохнув, начинала скучать. Потому что скучное это дело – жить в маленьком городишке.
Но потом у Анечки появилась мечта. Нет, мечтала она и раньше, но всё как-то так, по мелочи – то колготки новые хотела, то в отпуск летом пойти. А тут вдруг поняла, чего ей хочется – ДРУГОГО. Всего ДРУГОГО – и работы, и города, и жизни, и даже себя другой, новой, легкой, без мыслей этих вечных, дурацких – о получке, неоплаченных квитанциях, наступающей зиме… И мечта не пропадала, она жила в ней, даже росла, крепла, набирала силу, пробивалась, как цветок из-под асфальта.
– Не мечта, а причуда какая-то, – говорила сама себе Анечка и грустно улыбалась. Потому что не знала, что с ней делать, с мечтой-то. Как поставить ее на стартовую прямую? Как реализовать ее?..
Под Новый год Анечка загадала желание. Загадала «по-честному», как и полагалось – записала желание на листочке, сожгла его, пепел проглотила и запила бокалом шампанского. Все это надо было сделать быстро, пока бьют куранты. Поэтому желание получилось одно – «чтобы жизнь изменилась». И подписалась – Анна Павл. Перевалова.
И стала ждать.
* * *
А в середине февраля, через полтора месяца после Нового года, к отцу Анечки Переваловой пришел в гости бывший одноклассник. Вернее, встретились они на рынке, где Анечкин отец торговал пирожками, которые стряпала Анечкина мама. Пирожки были с капустой, луком и иногда – с мясом. Лепились они из покупного теста, зато жарились на хорошем подсолнечном масле.
