Глава 1. Безнадежно ничтожны
«Для чего Богу так много людей?…»
Этот вопрос я задавал себе с самого детства, еще когда мой отец, безмерно преданный служитель церкви, рассказывал о том, как прекрасен наш мир, созданный великой Богиней, про мою особую роль в нем, и как важно быть настоящим гражданином. Слушал я его с большим упоением, но при этом спросить о чем-либо, что меня интересовало, было весьма сложно. Иногда даже страшно. Я знал, что он не особо любил, когда его перебивают и сбивают с мысли, да и отвечал он, как правило, довольно скупо, либо в духе «..ты задал очень хороший и правильный вопрос сынок, посмотрим что говориться об этом в священных писаниях…». Его ценность ограничивалась лишь кротким цитированием предмета своей веры. Пожалуй, сейчас я уже и не виню его за это, скорее отношусь с пониманием к желанию донести до меня то, чем он был доверху, почти под завязку переполнен сам. И что делал он это без оглядки на мой возраст, мое простое желание поговорить с ним «по душам».
Меня зовут Дэвид Коул, я родился в 134 году после окончания второй волны преобразования. Многие, по-тихому, называют ее войной, наверное потому, что так принято среди живущих в нищих кварталах или же просто им так нравится. В любом случае эта война ничего не разрушала, в отличии от первой, что закончилась полувеком раньше. Она лишь вытягивала деньги и душу из всего, к чему прикасалась.
Отец усердно стремился сделать меня проповедником в церкви, наверное, столько, сколько я себя помню. Это была основная цель в его жизни, по крайней мере, он сам не раз прямо говорил мне об этом. Я ему верю. Отчасти из-за того, что он был лишь клириком и чтецом, ему страстно хотелось гордиться своим единственным сыном. Видеть меня в почитаемых кругах церкви, которой он посвятил всю свою жизнь. Будучи первым ребенком в семье, его судьба была определена непостижимой для меня традицией – отдавать первенца для работы в храме, вложить в него весь потенциал семьи и уготовить достойное, по мнению его родителей, будущее.
Меня настигла та же участь. Как-никак, других детей у моего отца не было вовсе. К сожалению, противостоять его воле физически сложно, почти так же сложно, как вырваться из цепей на вершине скалы и, спустившись вниз, попытаться выжить среди тех, кто тебя же и приковал. Так что говорить о каком-либо выборе не приходилось. И, как бы ни было еще более тошно от этого, когда-то точно так же выбора не было и у моего отца.
Карьера у меня началась, прямо сказать, не так бурно как у большинства моих знакомых, и это весьма заметно отразилось на состоянии папы. Он как будто по заранее заложенному сценарию, буквально за считанные дни изменился на моих глазах, резко постарел, стал меньше разговаривать и смотреть мне в глаза. Думаю, это из-за пройденных, а вернее недавно проваленных мной распределительных тестов, которые фиксировали во мне не самые лучшие качества с точки зрения церкви.
Признаться, я всегда разговаривал с преподобными учителями и викариями на немного разных языках. Все они считали, что авторитетный статус дает им твердое право на изложение окончательной истины абсолютно на любую тему, а я же видел в их замысловатых званиях и ученых степенях не более чем коллективные псевдонимы. Все, что помню из своего квалификационного отчета – это упоминание слов «саморазрушение», «риск», «исправление» и что-то еще в этом духе. Но, ничего не поделаешь, обучение в церковной академии завершено, и сегодня настал тот самый день, когда у меня появилась официальная работа!
Так было заведено в моем мире, а точнее его остатках в виде огромного города под названием Эос или, как его еще гордо называют, «Эстерлэнд», что при устройстве на любую, даже самую затхлую работу необходимы всего два документа – рекомендация от родителей, тех что живы и специального формуляра от члена Совета, который занимался анализом квалификации. Сложно себе представить что-то более безрадостное и полное бессильного отчаяния, чем разглядывать чей-то отчет о самом себе и своих способностях. По мнению Гектора – моего раздосадованного отца, все что можно было сделать в моем положении, это хоть как-то примкнуть к «священному делу». Пусть и начав с работы на церковной фабрике.
В Эосе под словом «работа» воспринимается не то чтобы чья-то обязанность или долг перед населением, хотя и такое присутствует, нет, тут это скорее жажда, почти неутолимая, священная для большинства. Мой город – оазис на пустынной Земле, последнее пристанище человеческого рода, где его прекрасная Хозяйка посреди пустыни манит к себе всех, кто готов строить с ней новый мир. Ее мир. Ее храм. Здесь люди ублажают свою жажду и страсть, насыщаются и вдохновляются всем, что готовы урвать глазами и руками, в итоге растворяясь в блаженном единстве. Именно им, они расплачиваются с ненасытной Владычицей.
Быть церемониальным сборщиком трупов, на самом деле, довольно сложно. И я говорю не про ответственность за обработку, перемещение и приведение в надлежащий вид тел перед их возделыванием и переработкой на фабрике. Мне постоянно придется, с бесстрастным выражением лица, в течение долгих часов, в любую погоду и как можно скорее забирать у людей тех, кого они только что лишились. Я должен буду не замечать их уступчивые взгляды, наполненные сожалением и долей надежды о скорой встрече с потерянными близкими.
