Недалекое будущее.
Полковник Агути сидел около постели мальчика. Он даже и не представлял насколько продвинулась медицина.
– Вы можете его разбудить?
– Вы хотите его убить?
– Нет. Сложилась экстренная ситуация, я хочу поговорить с ним.
– Ваши помощники уже «говорили» с ним 10 дней. Теперь мы имеем то, что имеем.
Полковник еще раз посмотрел на пацана и для самоуспокоения добавил – мы имеем право допрашивать подростка с 16 лет, допрос 3-й степени – с 18. Он совершеннолетний. И его родители террористы. И сейчас либо он хоть что-нибудь придумает или через 3 поколения мы будем сидеть на деревьях и драться из-за шишек.
– Хорошо, я попробую, но сердце может не выдержать.
– Постарайся. Накачай обезболивающими, сделай хоть что-нибудь.
– Попробую – сказал врач и начал колдовать над капельницей и препаратами.
Полковник разглядывал пацана. -Не дашь ему 18 – думал он. Тело или заклеено пластырем, или датчиками. Руки забинтованы – сломали все-таки. Кончики пальцев заклеены пластырем, лицо синее от побоев, но начинает проходить. Губы… какой кретин додумался гасить об него сигареты. Длинная челка свешивалась почти до губ. Полковник поправил волосы, потом взял мокрую салфетку и вытер лицо мальчика.
Заметил, как у него дрогнули ресницы и сразу же запищал монитор.
– У него судороги начинаются.
– Сделай что-нибудь.
Сам поставил стул около головы мальчика.
– Не бойся. Тебя больше не тронут. Я полковник разведки Рональд Агути и мне нужна твоя помощь. Даже не мне, всему человечеству. Помолчи. Я понимаю, что после того, что с тобой сделали, ты можешь отказаться. Мои ребята делали все по правилам. Тут он заметил, как пацан пытался улыбнуться уголком губ. Потом показали пленку твоей матери. Ей было наплевать. И теперь произошло вот это. Он нажал кнопку пульта и включился телевизор. – Взрыв произошел вчера. Зона карантина 30 миль, потом еще один 50 миль. Что скажешь?
– Подделка – прохрипел мальчик.
– Что тебя убедит, что это не подделка? газеты, ТВ, интернет, разговор с друзьями, с родными?
– У меня нет родных – сказал мальчик и корка на губе треснула. Потекла кровь. Полковник вытер ему подбородок и намазал губы кремом.
– Твоих бабушку с дедушкой мы не тронули. Все завязано на тебя. У тебя есть связь с матерью?
– Нет, мы давно не общались, пару лет назад она забежала в дом на 5 минут, чего-то взяла и убежала.
– И ты с ней все это время не общался?
Пацан пытался отрицательно покачал головой.
– Это вы базу взорвали?
– Нет.
– Роза ветров – сказал пацан и кровь потекла опять. Он хотел поднять руку и не смог. Полковник вытирал ему губы. За несколько минут нормального разговора он узнал больше, чего не могли добиться костоломы в течении 10 дней.
– У тебя 4 имени, как ты хочешь, чтоб тебя называли?
– Никак.
– Мне нравится Дарий.
Пацан вздрогнул как от удара.
– Ты знаешь над чем работала твоя мать?
– Генетика.
– А отец? Ты его давно видел?
– Не помню.
– Как ты думаешь, где он может быть?
– Где угодно. С повстанцами на ближнем востоке или у вас под носом и вы его не узнаете.
– Что по поводу зоны?
– Думаю миль 100 в лучшем случае и все смертники. Если не сразу, то потом.
Его затрясло. Врач сделал еще один укол и дал 2 таблетки аспирина.
– Дарий, не отключайся, пожалуйста.
– Я хочу умереть.
– Это вряд ли. Ты молодой, выздоровеешь, пойдешь опять в универ.
– Нет.
– Почему? Ты имеешь полное право.
Пацан опять пожал плечами и стал засыпать.
– Дарий – полковник потряс его за руку. Рука была горячая. – Нам нужна твоя помощь. То, что с тобой делали, неприятно и больно, но особого ущерба здоровью не принесло. Тебя осматривали врачи, промыли кишечник, сделали УЗИ, сделали тесты. Кроме перелома рук и трещин в ребрах у тебя ничего нет. Внутренности не отбиты. То, что сигареты об тебя тушили – за это получат отдельно. Есть техника. Насилие было необходимо, чтоб заставить твою мать, поиметь хоть немного сочувствия к своему ребенку. Похоже это на нее не повлияло. Про насилие знают только несколько человек, и они будут молчать. Это были специально обученные люди – работали на камеру. Тебе ничего не порвали, не занесли болячек и забудь это, как кошмарный сон.
Пацан опять усмехнулся.
– Я устал, мне надо поспать, потом начнем торги.
– А еще потерпеть минут 15 не можешь?
– Не знаю, попробую. Голова болит и ожоги. Если уж продавать себя, так по максимуму. Дедушке с бабушкой – неприкосновенность, при любом раскладе. Дом престарелых Эшбури – с уходом, лучшая квартира – которую они сами захотят. Я тоже хочу с ними жить. Это не по правилам, но вы ведь можете изменить правила.
Пусть забирают с собой что хотят, захотят новую мебель – купишь. И в ваших интересах, чтоб они подольше прожили. Воды дай. Он сделал несколько глотков и боль в животе скрутила его почти сразу же.
– Ты долго ничего не ел.
– Знаю – пытаясь справиться с болью прошептал Дарий.
– Что еще?
– Уменьши налоги с половины до трети.
– Это не по правилам. Для себя и родных – все что хочешь. Ты вообще налоги платить не будешь. Но в политику не лезь.
