1. 1. Глава, в которой Ханна возмущается
— Это даже не смешно, — пробормотала я удивлённо и отвернулась к окну.
Голова слегка кружилась, как назло, почти декаду назад я серьезно приболела и вынуждена была валяться почти без сознания и сил в кровати. С трудом припоминала теперь, в какой из дней явился мой дражайший родственник со своей семьей. Годами от него только открытки приходили к праздникам, а тут — полномасштабное явление. Я понимала, что к этому все и придет, но не думала, что все случится именно так. Глупо.
Дядя застыл как памятник самому себе, тараща на меня глаза. Он смешно открывал и закрывал рот, напоминая большую круглую рыбу, выброшенную на берег. Раньше я бы похихикала: в последние годы дядя все пытался сбросить вес, но щеки никуда не уходили, только круглее становились. Но сегодня настроения не было.
— Это не смешно, — повторила я. — В день, когда мой отец, ваш старший брат, признан умершим, говорить такие глупости.
Я с трудом сдержала слезы. Отец пропал без вести почти три года назад. И все это время я верила, что он вернётся. Поэтому письмо с королевскими печатями и яркой красной лентой королевской Палаты хранителей законов стало для меня шоком. Сегодня кер Фиделус Рольван Михалько официально умер.
Судя по всему, кое-кто ждал этого дня с нетерпением. Печать на письме давала доступ к завещанию.
— Это не глупости, дорогая племянница! — топнул ногой дядя. А я в ответ только фыркнула:
— Вы утверждаете, что отец поставил мне это идиотское условие в своем завещании? И не оставил мне ни единой записки, которая объяснила бы его последнюю волю?
— Он мой брат, он заботился о тебе, и я как нынешний глава нашей семьи выполню его волю!
Как же, волю… Я протянула руку к тем самым бумагам, которые по идее содержали последнюю волю отца, но дядя отдернул руку. Святой зад Мирны, тут не надо было быть особо умной, чтобы понять — документ подделка. И как только удалось подменить оригиналы? Они ведь лежали в специальном хранилище в нотариальной конторе.
— Знаете, мы были с ним очень близки, — попыталась зайти я с другой стороны. — И замужество… О подобном предупреждают!..
— Мужчины не любят выглядеть слабыми, а завещание — это слабость, — с умным видом ответил дядя.
— Не слабость, а предусмотрительность, — рявкнула я. Не выдержала, каюсь.
Что ж, все подстроено, даже если бы дядя себя не выдал поведением…
Я была уверена в отце. Настаивать на моем браке с одним из наших соседей — с тем, который мне откровенно не подходил, не было симпатии между нами — он никогда не стал бы. Мы обсуждали эту тему не раз. Да, керы из владеющих родов до сих пор женятся по договору, хотя эта традиция уже отходит в прошлое. Но отец сказал почти сразу, что никогда и никто не заставит меня пойти на подобное. В его жизни была любовь — к моей матери, и эти чувства не иссякли, несмотря на все прошедшие годы. Несмотря на то, что она не могла поехать с ним в Карменгор, несмотря на разное положение и обязанности в их странах. И его словам я верила. А дядиным — нет.
— Я не выйду за кера Имрико.
— Останешься без крыши над головой!
Я фыркнула, потому что все эти три года я не просто ждала отца, я управляла поместьем так же, как делал он. Не всегда получалось, но постепенно я научилась и этому. Тем более что сам отец многое рассказывал и показывал мне. Мне некогда было сидеть без дела.
— Пойду работать, — отмахнулась я. Уж экономкой или учительницей меня возьмут достаточно легко.
Обычно керам заниматься наемным трудом гордость мешала. Я же видела во этом свои плюсы. Как минимум не нужно говорить другим, что делать, просто выполняй работу добросовестно — и будет денежка. Другой уровень ответственности.
— Какой позор! Не вздумай, иначе отправишься к сестрам Мирны! Даю тебе время до завтра, подумай хорошенько, напряги свою голову, девочка, — просипел дядя, поправляя воротник. — Пока же я запрещаю выпускать тебя из поместья.
— За вступление в орден еще нужно заплатить, дядя. Триста полновесных платинок, у вас эти деньги есть? — прошипела я и вышла. Хлопнула дверью напоследок. Только кому хуже сделала? В моей-то голове зазвенело сильнее.
Я пролетела по коридору в свое крыло, громко стуча набойками на каблуках. Взгляд то и дело отмечал изменения в доме — чужие лица вместо знакомой охраны в коридоре, разговор на повышенных тонах доносился откуда-то с кухни, и пахло… Да, дядина жена украсила лестницу бутонами ромелии, еще и брызнула на цветы духами. Это был явный знак — она уверена, что останется здесь надолго, хозяйкой.
— Ну как прошло, милая моя кера? — у дверей в мое крыло уже топталась Савэ, моя служанка. Я молча кивнула ей, приглашая войти. Но стоило дверям закрыться и отсечь нас от лишних ушей и глаз, мои ноги подогнулись. Я с силой оперлась об подставленное плечо.
— Кера, слишком мало дней прошло, вы нездоровы! — запричитала моя милая старушка. Но я только отмахнулась. Сидеть было нельзя, видела же, что по лестнице моя двоюродный братец поднимался, шел прямо к кабинету. Надо бы послушать, о чем эти двое говорят. Может, повезет, может, и нет.
— Платье на костюм сменить нужно, — я с трудом прошла к тумбе у кровати и вытащила лекарство. Пить или нет? Голова болела, но можно было выдержать. Никогда эти порошки не подводили, всегда достаточно было трех дней, чтобы поднять меня с кровати. А теперь я уже и сомневалась, стоит ли принимать то, что не помогало.
