Полн возмущенья, с жалобой пришел Я
«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ» [2], УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
Она лежала неподвижно, точно сама смерть.
Арджуну было не по себе от такого ее вида. Он как будто бы слушал финальные ноты «Патетической» сонаты Бетховена. Ждал, пока музыка стихнет под потолком и воцарится полнейшая тишина.
Ей не идет тишина. Одетта Вальмонт всегда побеждает с триумфом. Если уж на то пошло, она должна быть «Одой к радости», а не панихидой.
Как и всегда, Арджун Десай стоял чуть поодаль от своей названой семьи, теперь скорее по привычке, чем умышленно. Он любил находиться в стороне. Так он мог видеть и слышать абсолютно всё. Мог быть уверенным, что никто не застигнет его врасплох.
Пламя свечей, мерцающее вокруг них, напоминало Арджуну картину голландского живописца. Отголоски парфюма Одетты: ароматы цитрусов, неролиевого эфирного масла и роз, – пропитывали шелковый балдахин цвета слоновой кости над ее кроватью, расположенной на верхнем этаже отеля «Дюмейн».
Взгляд Арджуна устремился к пяти бессмертным созданиям, собравшимся вокруг неподвижной фигуры первой вампирши, которая заменила ему семью и которую он считал настоящей сестрой. Он отлично помнил момент, когда пришел к этому выводу, вскоре после того, как прибыл в Новый Орлеан около года назад. Одетта принесла ему чашку чая. Аромат кардамона, имбиря, корицы и молока тогда согрел Арджуна до самой души.
– Я подумала, ты захочешь выпить чашечку чая, – сказала тогда Одетта.
Арджун уставился на нее, не в силах скрыть изумления.
– Ты знаешь, как заваривать индийский чай масала? – спросил он.
Она ухмыльнулась.
– J’ai appris à en faire [3]. Надеюсь, он поможет тебе почувствовать себя как дома, mon cher [4]. – Затем она исчезла, не сказав больше ни слова.
Последний, кто заваривал Арджуну чай масала от чистого сердца, был его отец.
В этот момент одинокая слезинка прокатилась по щеке вампира, стоящего перед Арджуном, словно тот был способен прочесть его мысли. Когда они впервые встретились, именно этот вампир беспокоил Арджуна больше всех остальных. Наемный убийца, прославившийся на Дальнем Востоке, Шин Джейяк хранил коллекцию острых, как бритвы, оружий, выкованных из железа, серебра и стали, в черной коробке рядом с гробом, в котором обычно спал. Пересекающие друг друга шрамы украшали его бледную кожу, а черные волосы он предпочитал носить длинными, чтобы можно было скрыть за ними черты лица от чужих глаз. Один лишь его внешний вид должен был таким образом вселять страх. И Арджун не мог не согласиться, что получалось очень эффектно.
– Неужели мы ничего больше не можем для нее сделать? – спросил Джей.
Фейри с кожей точно у призрака и длинной косой ярко-рыжих волос за спиной расправил плечи. Он отвернулся от Одетты и произнес:
– Я не говорил, что мы испробовали все возможные методы. Однако я сделал всё, что было в моих силах. Даже вампир, не обладающий богатой фантазией, вроде тебя, должен понимать разницу, Шин Джейяк. – Голос его хоть и был презрительным, все равно прозвучал сдержанно и не очень уверенно.
– Тогда что еще можно предпринять? – нетерпеливо спросил Джей, закатывая рукава льняной рубашки так, точно уже готовился к сражению. – Почему Одетта по-прежнему не просыпается?
Фейри прищурил глаза, отчего стал походить на человека еще меньше, а на опасное создание, каким и являлся, – больше. Стал еще сильнее напоминать воина, обязанности которого и выполнял, служа личным стражником Никодима Сен-Жермена на протяжении многих лет. Однако он ничего не сказал в ответ, и вокруг повисла тяжелая тишина.
Арджун вздохнул, уперевшись плечом в позолоченную резную колонну из мрамора, отделяющую спальные покои Одетты от гардеробной, сделанной в стиле Версальского дворца семнадцатого века. Он понимал, почему Джей всегда готов к драке. Этот вампир чувствовал себя спокойнее всего именно тогда, когда сражался. Так он был в своей стихии. Арджун чувствовал подобное, когда сновал в тени.
Мэделин наверняка попробует пресечь попытки Джея решить всё грубой силой. Это мог бы сделать Бастьян, если бы находился сейчас здесь. Обида на мгновение затмила все остальные чувства Арджуна. Себастьян Сен-Жермен, вампир, получивший по праву наследства корону Львиных чертогов после недавней кончины его дяди Никодима, решил покинуть их всех два дня назад, поспешив следом за Селиной Руссо в ее разноцветной, как драгоценный камень, юбке. Оставил он лишь одну-единственную непростительно таинственную записку:
