Полуденная жара. Петухов бредёт по пустынной просёлочной дороге и вяло рассуждает: «Да, так я далеко не уйду, надо бы где-нибудь раздобыть транспорт, хотя бы лошадь с телегой, что ли. А то в этом пекле и свариться можно».
Над полями, лежащими по обеим сторонам дороги, поднималось дрожащее марево, травы на лугах поникли от жары, а звонкий беспрерывный стрекот кузнечиков раздражал слух и мутил сознание. Хотелось пить какой-нибудь прохладительный напиток, и чтобы хоть немного мысленно охладиться, он принялся вспоминать свой самый морозный зимний день.
…Гусеничный военный вездеход несётся с железным грохотом по заснеженной насыпной дороге, проложенной через замёрзшее поле, пытаясь быстрее проскочить опасный участок, регулярно простреливаемый противником. Можно было объехать поле стороной, но тогда они не успевали добраться в часть засветло, пришлось бы включать фары, чтобы подсветить себе путь, а это хорошо будет заметно врагам. В кабине бронетранспортёра сидят двое солдат, водитель и он. Они отвезли боеприпасы на передовую бойцам и возвращались обратно, чтобы загрузиться вновь. И вездеход почти уже домчался до спасительного леса, стеной стоящего впереди, как впереди, немного в стороне, взорвался первый снаряд. Водитель от неожиданности слегка вильнул на узкой дороге и добавил газу. Второй снаряд взорвался прямо перед бронетранспортёром. Водитель не смог удержать железную махину на узком пути, и она съехала с высокой дорожной насыпи в кювет. Он попытался задом выехать на дорогу, но уклон был очень крутой и гусеницы только скользили по мёрзлой земле, не желая вытаскивать тягач. Двигаться по заболоченному, хоть и замёрзшему полю, было ещё опаснее: тяжёлый вездеход сразу же завязнет и тогда уже точно не выбраться из-под обстрела. Ситуация сложилась весьма опасная: застрявший тягач на заснеженном поле был отличной мишенью для противника. Опытный водитель военного вездехода сказал:
– Сейчас мы находимся частично под прикрытием косогора и стреляющим, надеюсь, почти не видно цели. Надо притвориться подбитыми и замереть на одном месте, а когда они успокоятся и решат, что попали в нас, будем опять штурмовать насыпь.
С этими словами он собрал в салоне промасленную ветошь, поджёг её зажигалкой и выбросил на дорогу. Ветошь быстро разгорелась, клубясь чёрным дымом.
– То что надо, – удовлетворённо хмыкнул водитель и, достав пачку сигарет, предложил ему и закурил сам.
– Минут пятнадцать подождём, – сказал он, спокойно затягиваясь.
Противник выпустил по ним ещё пару снарядов, которые разорвались в стороне, за насыпью, и, решив по поднимающемуся из-за дорожной насыпи чёрному дыму, что попали в бронетранспортёр, прекратил обстрел. Товарищи выкурили ещё по одной сигарете, водитель вздохнул и произнёс обречённо, с тревогой глядя на поле, по которому змейками потянулись снежные позёмки:
– Сиди – не сиди, а нам отсюда как-то надо выбираться, чего доброго, буран ещё начнётся, замёрзнем здесь на хрен, соляры до утра не хватит. В общем, делаем так: вылазим с подветренной стороны, на дорогу не выходим, они могут наблюдать в бинокли, отстёгиваем с боку кузова бревно для помощи при буксовке и подтаскиваем его под висящую часть гусеницы, я сяду за рычаги и буду потихоньку елозить влево-вправо, пятясь назад, а ты ногами и руками подталкивай бревно под траки, пока они не захватят его. Понял?
– Да, понял.
Судя по термометру на улице было минус 25, а с учётом ветра – и все минус 30. Они наглухо застегнули куртки и шапки, натянули капюшоны поверх шапок, надели рукавицы и вылезли наружу. Ветер в поле уже посвистывал, разгоняясь, но их не задувало под прикрытием косогора, а только быстро наметало снег. Пока отстёгивали от борта бревно, пока тащили его по сугробу к задней части тягача, замерзли основательно, но останавливаться было нельзя. Кое-как подсунув вдвоем с солдатом под гусеницу бревно, водитель прокричал ему на ухо, пересиливая завывание ветра и шум мотора:
– Ну держи! Я пошёл елозить! – и полез в кабину.
Вездеход дёрнулся и стал пытаться ползти задом на дорогу, лязгая гусеницами о ведущую шестерню и проскальзывая по земляной насыпи. Петухов всеми силами старался подтолкнуть бревно под трак, но безуспешно, гусеница упорно отталкивала его. Тогда он лёг на бок на снег и, упёршись руками и ногами, стал толкать бревно к тракам, не думая о том, что и его может зажевать под себя гусеница. Траки грохотали, лязгали, визжали железом о катки, перед самым его лицом отбрасывая замёрзшую землю со снегом прямо на него, но Петухов продолжал толкать, пока наконец гусеница не наехала траком на бревно, подмяла его под себя, бронетранспортёр рванулся с места и вылетел на дорогу. Водитель прокричал ему через открытое окошко кабины:
– Быстро залазь! Уходим!
– А бревно? – Петухов попытался вытащить его на дорогу.
– Чёрт с ним! Бросай! Потом заберём! Сейчас нас накроют!
Петухов, чуть живой от холода, залез в кабину, вездеход рванул, и они понеслись к спасительному лесу. Противник обнаружил оживший бронетранспортёр, но было уже поздно: пара снарядов, посланных вслед убегающим, не долетели и разорвались где-то позади мчащейся железной машины. Водитель оглянулся на взрывы снарядов, поднял вверх средний палец руки и радостно прокричал:
