3 года назад
Омск, 31 декабря
Ксения
Я находилась в маленькой комнате, где единственным украшением была захудалая желтая елка с несколькими пластмассовыми шарами, купленными на распродаже на китайском оптовом рынке. Напротив ее, загораживая потертые обои, стояла стенка, купленная еще в восьмидесятых годах, покосившаяся, обитая со всех сторон фанерой, и провисшими дверцами. На полках кроме книг и посуды больше ничего не было. Диван, на котором я сидела, удивлял тем, что рисунок еще не стерся за столько лет, хоть мама чистила его чуть ли не каждую неделю.
Мы жили тяжело и бедно. Отец погиб, когда я была еще совсем крошкой. Он работал дальнобойщиком. Разбился, когда доставлял груз: заснул и съехал в кювет.
Матери было сложно одной растить дочь в чужом городе, куда они с отцом переехали сразу же после свадьбы, узнав, что ждут пополнения в семье. Хорошо, что квартира находилась в собственности отца и перешла ей. Но коммунальные расходы, траты на себя и меня, душили ее. Без должного образования она могла устроиться только на должность с небольшой оплатой, например, уборщицей, кем постоянно и работала.
Нет, никогда ее не порицала, ничего не требовала, только помогала. Приходя после школы, бегала с ней по организациям, махая тряпкой или шваброй. Естественно, одевалась я плохо, за что «добрые» дети меня всегда высмеивали и унижали прилюдно. Особенно переломным для меня был момент, когда сердобольные соседки таскали маме вещи, а их любимые детишки обсуждали это в школе, тыкая в меня пальцем, рассказывая, почему они отказались носить эти надоевшие им тряпки.
Я терпела до поры до времени, а потом стала отвечать, понимая, что по-другому никак. Спустя время, когда разговоры не помогали, начала драться. В основном дергала за волосы, а когда и по лицу била, за что постоянно получала от матери, вечно причитающей и оправдывающейся перед всеми, какой непутевой я расту, не понимая, почему на их благородство отвечаю так по-свински.
В ответ молчала, уже давно для себя решив, что пусть она так и думает. После последнего случая, когда разбила губу девочке, посмевшей обозвать мою мать зажравшейся, тупой попрошайкой, перестала надевать отданные вещи. Мать пыталась меня уговорить поменять решение, но потом поняла, что это бесполезно, и перестала брать подаяние, за что я была ей очень благодарна. Лучше уж ходить в неприглядном старье, чем в красивом платье, но с плеча соседской девочки, с которой посещала один класс.
Училась я средне. Не сказать, что была полная троечница, но и в отличницы не выбивалась. Да и не хотелось, чтобы не привлекать лишнего внимания. И так была постоянной мишенью для насмешек и издевательств.
Глядя на себя в зеркало, я видела симпатичную темноволосую девушку с нежными чертами лица, выразительными голубыми глазами в обрамлении пышных ресниц и аппетитной фигуркой. Но благодаря невзрачной одежде и вечному затворничеству, на меня никто не обращал внимания, даже мальчики в старших классах. Хоть я и была на лицо лучше наших принцесс, но все равно считалась болотной лягушкой. Со мной не общались одноклассники. Они кривились и смеялись, стоило мне только зайти в класс. Было до слез обидно, но потом научилась не реагировать на такое отношение и пропускать их издевки мимо ушей.
Естественно, молодого человека, у меня не было, и я никуда не ходила гулять. Может, кому-то из мальчиков я и нравилась, но никто из них не осмелился бы пойти против всех.
Танцы, кружки, дни рождения, посещения мероприятий классом проходили мимо меня. У нас никогда ни на что из этого не было денег, и поэтому меня никогда никуда не звали. На мои просьбы, мольбы, хоть раз сходить со всеми, мать лупила ремнем, желая выбить мою жадность и зависть. После нескольких таких поучительных наказаний меня будто отрезало, и я поняла, что лучше молчать, или заставляла себя поверить в то, что мне ничего не нужно. Через несколько лет перестала выть в подушку от такой несправедливости, смирилась, решив, что это не для меня.
Начиная с девятого класса, после школы бежала домой, быстро делала уроки, и мыла полы в подъездах нашего дома, за что получала деньги. Хоть маленькие, но свои. Это позволяло мне иногда покупать необходимые вещи в виде простого нижнего белья, колготок, футболок и прочего. Пусть вещи были недорогими, простыми и скромными, но не с чужого плеча, а лично моими.
Кто не бывал в такой ситуации, никогда не поймет, что такое, когда НЕТ денег ни на что. Мне было тяжело себя постоянно ломать, уговаривая, что можно обойтись и без всяких вкусностей или модных вещей. Хлеб, молоко, мука, коммунальные услуги, лекарство для матери – вот куда уходили все мои деньги от подработок после десятого класса.
У моей матери – Ларисы Петровны, бывало такое высокое давление, что как только оно поднималось, меня начинало трясти от страха остаться одной на белом свете. Бригады скорой помощи нашего Кировского округа знали меня как родную, обращались по имени и старались помочь, чем могли.
После школы я поступила учиться в техникум, находящийся через два дома от нашего, по специальности технолога кондитерских изделий. Поступила сама на бюджет и очень этим гордилась. Но когда меня поздравили, что прошла, и вручили счет на оплату в виде обязательного «добровольного» пожертвования, ревела в туалете, не представляя, где возьму деньги. Каждая копейка была на счету и мать жестко контролировала все расходы, вечно подозревая, что я не всю зарплату отдаю ей. Она бегала к старшей по дому, интересуясь суммами, которые мне выплачивались, впрочем, не стеснялась заходить в кафе, где я подрабатывала, чтобы узнать, сколько мне должны выплатить. И за это мне было невероятно стыдно, но изменить ситуацию я не могла.
