– Андриан! Пустая твоя скорлупа, а не голова!
От её воплей он нервно дернулся, просыпаясь, и выкатился из своей уютной лежанки. Прелая осенняя листва, принявшая форму его тела, манила снова в свои объятия.
– Что за разговоры, женщина! – возмутился он. – Я, между прочим, почетный член тайной шпионской сети самого Инквизитора! Поэтому придержи свой язык!
Сухенькая пожилая хомячиха, серая шерстка которой уже поблескивала ниточками седины, подошла к его углу и знатно приложила полотенцем прямо по его тайной шпионской морде.
– Совсем допился уже, алкаш проклятый! – и снова ударила зажатой в лапе тряпкой. – Это ты своим девкам в борделе рассказывай! Отвечай, куда дел заначку отца?
– Ну ма-а-ам, – протянул Андриан, бросив на неё жалобный взгляд, – я всё верну, честно. Просто ребята позвали посидеть, а жалование ещё через пару дней…
– Ах ты…
Хомячиха снова замахнулась, но он уже проворно выскочил из своей лежанки и бросился на выход. Покидая дом, крикнул ей, оборачиваясь:
– Я всё верну. Люблю тебя, мам…
Голова раскалывалась, кости ломило, хотелось спать, но Андриан упорно брел по направлению к казарме: надеялся перекимарить хоть пару часиков, ведь ему сегодня в ночь идти на охоту.
День был теплый и безветренный. Андриана окончательно разморило. Он открыто зевал, собирая насмешливые взгляды мужчин и кокетливые хихиканья девушек. Помятый и лохматый вид после перепоя никак не смущал Андриана, он знал, что красив даже в таком состоянии. Природа наделила его редким, ярко-оранжевым окрасом, мордочка была немного острее, чем у остальных хомяков его породы, но и не такая узкая и мерзкая, как у крыс. Спортивное длинное тело не оставляло равнодушным ни одну представительницу прекрасного пола и не менее большой… Он довольно ухмыльнулся своим мыслям, невольно вспоминая вечер. Ох, кого вчера он только не…
Андриан тряхнул головой, понимая, что ещё немного и снова захочет пуститься во все тяжкие. Молодая кровь делала его нрав особенно горячим и жадным до женских… Да что ж такое! Нельзя об этом думать. Лучше б решил, что делать будет вечером, как ловить её, ведьму эту проклятую. И угораздило же Инквизитора включить его в поисковый отряд.
Если положить лапку на сердце, Андриан побаивался преступников-крыс. Хитрые, изворотливые создания, чрезвычайно выносливые и очень сложные в отлове. Проще было кошку какую завалить всем отрядом, чем поймать одну крысу. Но… Делать нечего. Служба есть служба.
В горле пересохло, да и очень хотелось есть. Андриан запихнул лапку за щеку и стал нащупывать съестное. Зернышко и ещё одно… ещё… а это что? Он вытащил наружу оранжевый кусочек и стал рассматривать, пытаясь определить, что он вчера с перепоя себе запихал. Морковка? Он её поднес к носу и принюхался, а потом резко отодвинул морду… Точно, морковка… Гадость-то какая… Правильно говорит мама, видать, совсем допился, раз до этого дошло… Морковь! Тьфу…
Андриан морковь с детства не любил. На вкус может ещё и ничего так, но цвет… Каждый раз, когда он пробовал её есть, невольно представлял, что это он от себя кусочек откусывает. Дичь? Конечно, но сделать с собой ничего не мог. Нелюбимый овощ был с презрительным фырканьем отброшен.
Лапка снова нырнула за щеку, на сей раз другую. Туда он обычно складывал дорогие сердцу вещи. И снова непонятно… Мягко и как-то странно, вроде знакомо на ощупь, но… Пришлось остановиться и подойти к дереву, отвернуться от всех и украдкой вытащить. На него смотрели черные бусинки глаз гусеницы. Крысиное дерьмо! Он что опять пытался оживить их и сожрать? Или… Андриан махнул головой. Не-не… Не может быть, он же не подросток и недостатка в женском внимании не испытывал, гусеницы ни к чему… Если только на спор. Ну как тогда… Вспоминать об этом было стыдно даже ему, побывавшему в самых нелепых передрягах.
Вообще, его непростые взаимоотношения с гусеницами начались ещё в детстве, с того времени, когда был беспризорником. Тяжелый был период. Время голода, холода и одиночества. Андриан не знал, что из этого было для него сложнее вынести. Его тонкая душевная организация требовала любви и ласки. Короткая и ещё не такая пушистая шерсть не согревала, поэтому дрожь тела была его постоянным спутником жизни. А голод… Увы… Еды насобирать было сложно. Тот год, как назло, был неурожайным, вот все всё и подбирали подчистую, не оставляя маленькому щуплому хомячонку ничего.
Андриан вспомнил, как однажды лежал, свернувшись калачиком, прижимаясь к стволу дерева, и тихо плакал. Он взывал к высшим силам и просил себе хоть немного еды, а ещё друга, который смог бы с ним поиграть. И хоть эти мольбы всегда были без ответа, он всё равно снова и снова взывал к небу, веря, что когда-нибудь… И это когда-нибудь настало. Прямо возле него с громким шлепком приземлилась большая зеленая гусеница. Она сорвалась с ветки и замерла. Андриан брезгливо пихнул её задней лапкой, проверяя степень жизнеспособности. Потом ещё раз для верности. Поняв, что она разбилась, подошел и понюхал. Пахла странно: листьями, древесной смолой и легким ароматом незнакомой ему пыльцы. Не то чтобы вкусно, но и не мерзко. Он уже приготовился её укусить, как вспомнил наставления чьей-то хомячихи своему ребенку: «Не ешь мертвечину! Живот заболит!» Андриан разочарованно отполз в сторону, недовольно урча и скрипя зубами. Живот заболит… У него он и так болит от голода, не всё ли равно… Но… А вдруг будет ещё сильнее болеть? И ведь никто не придет и не пожалеет его, не обнимет и не погладит.
