(по мотивам романа С. Германа «Обречённость»)
Где к затону древнему ивы гнутся, плача,
Затерялся в зелени хуторок казачий.
Знали там и радости, знали и печали…
В двадцать первом, в августе, ЧОНовцы примчали.
Выдала карателям бисова холера,
Что в войну здесь прятали белоофицера.
* * *
Стайкой воробьиною мчались ребятишки
К берегу пустынному в поисках Микишки.
А малец на камушке, рядышком ведёрко,
Ловит деду с бабушкой рыбку-краснопёрку.
– Вон Микишка! Тута он! Сматывай-ка снасти
И айда до хутора, там такие страсти!
Краснюки нагрянули злые, словно черти,
Всем грозят наганами и пужают смертью.
Деда твово бестии мучили жестоко,
А потом повесили. Там кровишши стока!
Барахло разбросано, живность перебита,
Дед висит обоссанный, гы-гы-гы, Микита!
А ишо мы видели, как твою бабаню
Бóсую, избитую повели за баню.
* * *
Сквозь кусты орешины видно малолетке:
Мёртвый дед, повешенный на вожже на ветке,
А бабаню старую командир отряда
В куртке комиссаровой бьёт в лицо прикладом.
А она в анчихриста плюнула открыто.
А потом два выстрела… Сирота Микита.
Весь курень каратели обнесли соломой,
Подожгли старательно, и не стало дома.
Ни слезы не выпустил, ни вскричал мальчонка.
Только зубы стиснуты, сжаты кулачонки.
Ить заветы дедовы – Не проси пощады!
Жив казак, покедова не склонился гаду.
И учил дедунюшка – Пусть рыдают бабы.
Ты не плачь, чадунюшко. Энто дело слабых.
Пусть пытают вороги батьку, сына, внука