Глядя в окно спальни, Ронни гадала, успел уже пастор Харрис прийти в церковь или нет. Скорее всего пришел. И, наблюдая, как волны разбиваются о берег, она задавалась вопросом: сумеет ли он по-прежнему любоваться игрой света, струившегося в витражах над его головой? Возможно, нет: витражи были установлены более месяца назад, а пастор слишком занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающих. Все же она надеялась, что кто-то из новых прихожан забредет сегодня в церковь и испытает то же ощущение чуда, которое посетило ее, когда она впервые увидела свет, наполняющий церковь, в тот холодный ноябрьский день. И еще она надеялась, что посетитель найдет время подумать о том, откуда взялись витражи, и восхититься их красотой.
Она не спала уже около часа, но еще не была готова встретить новый день. Каникулы в этом году ощущаются как-то иначе. Вчера она повела младшего брата Джону на прогулку по берегу. На верандах домов, мимо которых они проходили, то тут, то там виднелись рождественские ели. В это время года здесь оставалось совсем мало людей, но Джону не интересовали ни волны, ни чайки, забавлявшие его всего несколько минут назад. Он хотел одного: бежать в мастерскую, – и Ронни отвела его туда, хотя он провел там всего несколько минут, прежде чем без единого слова уйти.
На тумбочке, рядом с кроватью, лежала стопка фотографий в рамках, которые она утром забрала из ниши маленького пляжного домика. Ронни в тишине рассматривала их, пока не услышала стук. Ма просунула голову в дверь.
– Завтракать будешь? Я нашла в буфете овсяные хлопья.
– Я не голодна, ма.
– Нужно хоть что-то съесть, милая.
Ронни продолжала смотреть на груду фотографий отсутствующим взглядом.
– Я была не права, ма. И теперь не знаю, что делать.
– Это ты об отце?
– Обо всем.
– Хочешь поговорить?
Не дождавшись ответа, мать подошла и села рядом.
– Иногда совсем неплохо выговориться. Сразу легче становится. Последние дни от тебя слова не дождешься.
Волна воспоминаний нахлынула на Ронни: пожар и восстановление церкви, витражи, песня, которую она наконец закончила.
Ронни думала о Блейзе, Скотте и Маркусе. И об Уилле, конечно. Ей всего восемнадцать, но позади осталось лето, когда ее предали. Когда арестовали. То лето, когда она влюбилась. Все случилось совсем недавно, и все же иногда она чувствовала, что тогда была иным человеком.
– Как насчет Джоны? – вздохнула она.
– Его нет. Брайан повел его в обувной. Он настоящий щенок, у которого ноги растут быстрее всех остальных частей тела.
Ронни улыбнулась, но улыбка померкла так же быстро, как появилась. Ма молча собрала ее волосы и скрутила в конский хвостик на затылке. Она делала это с тех пор, когда дочь была совсем маленькой. И как ни странно, Ронни и сейчас это успокаивало.
– Скажу тебе вот что, – продолжала ма, подходя к шкафу и ставя чемодан на кровать. – Почему бы нам не поговорить, пока складываешь вещи?
– Я даже не знаю, с чего начать.
– Лучше всего сначала. Джона что-то упоминал о черепахах?