1
С самого утра шёл дождь, на улице ни души, не было даже вечных бабушек на лавочке у подъезда, но дождь не мог помешать вельштерьеру Ричи, убедить свою хозяйку выйти на прогулку. Он долго смотрел ей в глаза, после чего демонстративно подошёл к двери, и уткнувшись носом в щель, обречённо вздохнул. В конце концов, женщина не выдержала, бубня себе под нос всякие гадости, адресованные нетерпеливому псу, накинула на него дождевик, взяла зонт и вышла из квартиры. Ричи сразу же побежал вниз по ступенькам, натянув поводок так сильно, что хозяйка едва устояла на ногах.
– Стой! – крикнула она, защёлкнув стопор на рулетке. – И запомни, говнюк, последний раз поддаюсь на твои провокации.
Не известно, понял её Ричи или нет, но до выхода из подъезда шёл рядом, то и дело поглядывая на свою хозяйку и радостно повиливая обрубком хвостика, но как только металлическая дверь со скрипом распахнулась, вся сдержанность куда-то исчезла и он рванул так, что рулетка выскочила из руки, и грохоча по мокрому асфальту, понеслась следом за собакой.
– Ричи! Ко мне! Я кому сказала, вернись!
Но тот, шурша дождевиком, уже продирался сквозь кусты, к своему любимому месту – трансформаторной будке, стены которой были обильно помечены им и его собратьями. Блаженство от первого поднятия лапы еще не прошло, а пса уже привлёк новый запах, совершенно незнакомый. Он был совсем рядом и исходил от тёмной лужи, которая с каждой секундой становилась всё шире. Ричи, принюхиваясь, подошёл ближе, готовый уже лизнуть краешком языка эту сладко пахнущую жидкость, но вдруг резко отскочил в сторону и поджав уши, задрожал всем телом.
Из-за угла выбежала женщина. Ветер вывернул её зонт наизнанку, от чего она стала ещё злее и схватив рулетку, потащила пса к себе и его лапы въехали в тёмную лужу.
– Ричи, засранец! Ведёшь себя как дворняга! Зачем убежал? И чего дрожишь? Опять в говне вывалялся?
Тяжёлая капля упала сверху и затекла ей за шиворот. На удивление она оказавшись не холодной, а тёплой. Женщина провела рукой по шее, взглянув при этом вверх, и в ту же секунду истошно завопила… С крыши трансформаторной будки свисало человеческое тело. Огромная капля крови, вытекшая из расколотого черепа, сползла по слипшимся волосам, и сорвавшись, полетела вниз, прямо на лицо оцепеневшей от ужаса женщины.
2
После десяти шотов текилы танцпол сотрясался под его ногами, казалось, что толпа юнцов, собравшаяся вокруг, сходит с ума от восторга и зависти, глядя на то, как немолодой мужчина, стараясь попасть в бешеный музыкальный ритм, выделывает ногами невообразимые па, происхождение которых уходит в те далёкие времена, когда родители всех этих обдолбанных хипстеров и расфуфыренных чик, сами были малолетками и развлекались на танцплощадках под живые звуки доморощенных ансамблей, напившись перед этим портвейна и до полусмерти нацеловавшись в самом тёмном углу городского парка культуры и отдыха.
Ему вдруг вспомнилась девочка в ситцевом платьице и белых лакированных босоножках, которая танцевала рядом и не сводила с него глаз, а он неистово извивался всем телом, ловя и обыгрывая каждый звуковой нюанс, вылетавший из хрипловатых колонок. А потом был белый танец, и она подошла, обвила его шею своими тоненькими ручками, прижалась крепко-крепко и они начали медленно раскачиваться из стороны в сторону, наслаждаясь внезапным моментом единение. Память не сохранила очертания её лица, но невозможно было забыть её тело – такое горячее, возбуждающе мягкое и слегка влажное… А ещё, оказалось, что кончики его пальцев до сих пор хранят то трепетное ощущение от прикосновения к застёжке её лифчика и резинке её трусиков… Ему вполне хватало этой тактильности, а вот она уже давно была готова расстаться с остатками невинности, и пусть мамка заругает за испачканное и измятое платье, пусть отлупит за курево и вино, от этой смрадной смеси ароматов невозможно было избавиться, ей будет всё равно, ведь случилось то, чего она так долго ждала и так сильно боялась… Но всё же, не случилось. Победил страх, при том не только её, но и его. Они просто погуляли после танцев, долго целовались возле её подъезда… И всё… А ведь у них могло получиться, и среди этих клубных завсегдатаев мог бы оказался их малыш, зачатый в ту сладостную ночь в кустах, неподалёку от танцплощадки.
Сейчас он ощущал себя таким же молодым и таким же привлекательным, как тогда…, что всё это не зря, что ему обязательно этой ночью обломится, и что он не такой уж и старый, раз сумел раззадорить эту толпу. На самом же деле толпе было насрать на него, они просто глумилась над пьяным престарелым идиотом, внёсшим хоть какое-то разнообразие в их унылую однообразную жизнь, вмещающуюся между двумя вдохами белого порошка в клубном сортире.
Ира тоже была уверена, что разок другой не навредит, но уже в четвёртый раз за вечер забегала в туалет, чтобы "припудриться", после чего разочарованно вертелась у зеркала, подолгу всматриваясь в изъяны своей миленькой мордашки – ну что это за уши, торчат как у обезьяны какой-то, и зачем эта дурацкая горбинка на носу… Она считала, что именно из-за этих физиологических недостатков ей так не везёт с любовью, попадаются всякие ушлёпки и нищеброды, от которых ни удовольствия, ни пользы.
