Дорога. Сердцу дорогая мокрая дорога. Дорога, которую постепенно покрывает листьями, листьями такими же мокрыми и старыми, как застоявшаяся дождевая вода. Они уже отжили свой срок, однако не ушли на покой, не то чтобы это было под запретом, просто не все получается сделать, как только захочется. Так и они, старые скомканные и втоптанные в грязь неспешно растворяются в асфальтной серости. Капли падают на них, на дорогу, и, конечно же, на меня. Мы все мокрые и даже забавно, что нас все устраивает. Однако, если хорошо подумать, то мне жаль эти листья. Всегда так прихватывает сердце, когда видишь, как проходит чей-то век. Тяжело смотреть на стареющих красавцев, ну исхудавших спортсменов, а еще тяжелее смотреть на тех, чей черед подошел слишком рано. Действительно жаль.
Бывает, на момент утянет нос, словно дернув за тонкую ниточку порыв свежего ветра. Он еще и так невзначай забрасывает тебя в прошлое, как мяч за забор. Так же внезапно и неожиданно. Всегда открываешь что-то новое, когда идешь его доставать. Это, несомненно, та самая прелесть осени, за которую я ее люблю. Мир заливает красками, сыростью легким холодом. Такая обстановка дает людям такой спектр сложных чувств. Для людей это может показаться трагедией, мол, мир умирает, все вянет и скоро совсем ничего не останется. Но все же, если задуматься над тем, что нам может дать это на первый взгляд отстраненное время года, можно стать его фанатом или просто другом, чего уж там. В те дни, когда тебя после теплого и яркого лета вырывают в холодные и серые будни осени, которые еще отчаянно пытаются сохранить свои цвет. Очень похоже, что это они такое красные от того, что все силы прилагают ради пестроты, а как только устанут, так ветер их сразу срывает. А холод, как же можно гнать его? Разве все гонят, не подумав, наплевав на все правила и, в конце концов, на здравомыслие? Недостаток тепла может спровоцировать те самые попытки его преодолеть. В голову попрыгают один за другим приятные воспоминания, что однажды уже глубоко засели в сердцах. Будь то что-то из детства, когда жизнь была такой легкой и беззаботной, или же на ум придут дни юности, пусть не самые простые, но, пожалуй, невероятно интересные. И вот уже с улыбкой сидишь, а перед лицом предстают по очереди те картины, что когда-то были. Неважно, был ты счастлив в тот момент или тебя охватывали грусть, может быть даже злоба. Сейчас, оборачиваясь назад, хочется просто улыбнуться, возможно, чуть-чуть посмеяться. И уже не так важно, что ты немного озябший от сырости. А как же чай, пироги и прочий набор даров труда людей. Осенью все это играет новыми красками. Мир не тускнеет, просто цвет становится глубже. Это почти тоже самое, как и новые вкусы. Их осознание приходит в будущем, когда начинаешь разбираться в мелочах и сложностях. Когда начинаешь понимать не только то, что лежит на поверхности, прямо как чтение атмосферы между людьми. Впрочем, без всех этих бессмысленных речей можно точно сказать, что тоска, характерная для данного сезона никуда не исчезает. Главное – это не утонуть в ней. Хотя бы не полностью.
В практически полной темноте я шел по мокрой дороге. Периодически был слышен шум проезжающих машин, так нагло расплескивающих воду. Дождь все не переставал лить, как и в тот день, много лет назад. Каждый раз, когда идет такой дождь, улицы, тонут в воде, а я в воспоминаниях. Воспоминаниях о тех днях, когда я бы и не подумал о том, что могу жить, так как живу сейчас. У меня нет возможности придаваться воспоминаниям сейчас, у меня еще полно дел.
Медленно перебирая своими ногами, замурованными в промокшие и испачканные кроссовки, больше похожие на грязевые саркофаги, одинокий мужчина все не мог поднять голову. При первом взгляде можно было бы предположить, и только предположить, насколько сильно он устал, к тому же его взгляд был устремлён так низко, словно за нос у него была привязана гиря. Весь его внешний вид давал лишь негативное представление. Опущенные голова и плечи, медленные ноги и болтающиеся руки четко сливались в единую картину. Это был тощий мужчина лет тридцати, с легкой небритостью и мешками под глазами. Двигался отработанными движениями как тот, кто повторяет что-то уже много лет, возможно как солдат, хотя, скорее всего он просто идет по этой дороге уже далеко не первый раз. Идущий имел отягощенное тело, усталый вид и безэмоциональное лицо. Все в нем буквально кричало – он пропал! Но всего пара деталей выдавала в нем хищную натуру. Сжатые в кулак со скрипом крепкие руки и острый взгляд. Пускай его взор не устремлялся на физический объект, но он точно видел что-то и буквально прожигал блеском своих глазниц. И вот абсолютно один, словно раненный волк он шел по окраине ночного города, погрузившегося в дождливую тьму. Изредка его освещали конусы света фонарей. Большую часть пути его было не видно вовсе. Все ближе были дома. Дома, в окнах которых почти не горел свет. Старые и низкие, будто сгорбившись, стояли хрущёвки, у их подножия же простирались подъездные входы, засвеченные старыми желтыми лампами. Грязный свет, идущий сквозь потертый и облепленный каплями, плафон открыл вид на человека в теплом спортивном костюме. Он в одно движение скинул сумку с плеч и достал ключ, как только тот коснулся магнитного замка домофона, раздался мелодичный писк, и дверь открылась рывком. За дверью его фигура скрылась из вида окончательно. Под редкий стук обуви по бетону, подъезд проводил его до квартиры. Сразу после щелчка в замочной скважине раздался расслабленный и в то же время такой тяжелый вздох. На этом моменте закончилась жизнь общеобозреваемая, и началось сокрытое от чужих глаз таинство таинство.
