Яркий блик солнца на крыле самолета осветил сквозь заиндевевший иллюминатор ряд кресел с ютившимися на них, пережидавшими томительный перелет пассажирами. Женщина у окна мирно дремала, погрузившись в темную пучину глубокого ворота пушистой вязаной кофты. Мужчины по соседству вершили свои ненужные дела.
Он читал. Лететь оставалось четыре часа, строго говоря, они только набрали высоту, и пассажирам позволили расстегнуть сковывающие их тела и достоинства ремни безопасности. Размеренно гудели двигатели, размеренно и неторопливо бортпроводницы ходили по салону. Размеренно страницы книги сменяли одна другую, как и некоторые дни, не оставляя ничего взамен.
Интересный ли это был роман? Он читал и лучше. Намного лучше. Малоизвестная книга одного из его любимых писателей. Понятно, в принципе, почему история эта не очень хорошо получилась. Нет в ней чего-то очень важного, чего-то еле уловимого, того, что бывает в действительно гениальных произведениях. Той маленькой искорки, что распаляет читателя с самой первой главы и заставляет его переместиться внутрь этого черно-белого мира из перемежающихся друг с другом разнообразных букашек и закорючек, букв, знаков препинания и ремарок на полях (но последние только в случае, если редактор сомневается в умственных способностях читателя). Той искорки, что помогает читателю осветить и раскрасить всевозможными цветами этот иллюзорный, волшебный мир, растущий с каждой новой главой, все больше и лучше проявляющийся в воображении, словно погожий день из кисельной дымки утреннего тумана.
Он должен бы был писать сам, но никак не мог этого сделать. Не мог заставить себя достать телефон, открыть новую заметку и начать набирать текст. Вместо этого он все перелистывал и перелистывал страницы книги, обманывая себя тем, что она ему интересна в образовательных целях. Обманывая себя тем, что дочитает главу и уберет книгу. Не убрал, начал новую. Глава, еще одна сменила предыдущую, осталось совсем немного страниц, рассказ скоро кончится и можно будет начать писать, уже не отвлекаясь на чтение книги.
Он уже очень давно так делает, оттягивает написание романа, как осужденный бы откладывал свою казнь, дай ему судья такую возможность. Или шах помрет, или осел сдохнет, только вот кто ему шах, кто ему судья, как не он сам? Он хотел сидеть дома, пока не допишет книгу, а вместо этого летит в неизвестную даль, словно в попытке скрыться от требовательных кредиторов, запутать след. Он пересаживается с самолета на самолет, пересекает границы государств, одну границу за другой. Но куда скроешься, если ты сам себе кредитор, если ты сам не платишь проценты по самому себе же выданному займу в виде времени на написание книги?
Неприятные мысли летят быстрей самолета, даже в нем нет спасения от навязчивого, противного брюзжания: допиши книгу, допиши книгу. Ты должен дописать книгу, я должен дописать книгу, – вторит он сам себе в ответ на вполне себе обоснованные притязания самого себя, ведь уже больше половины романа написано, упаковано в текст, а остальная часть сформулирована где-то внутри головы. Кипит там, бурлит в бесконечном потоке мыслей, то всплывая на поверхность, то пропадая в пучине сознания, чтобы потом с новой силой бурлящим потоком выплескаться в рутину погожего дня, напоминая о себе и мешая проводить время в покое и умиротворении.
Это и еще привычка доделывать начатое заставляют его раз за разом возвращаться к мыслям о том, что он должен, наконец, взять себя в руки и закончить эту историю. Выплеснуть на бумагу то варево, столь долго занимающее посудину его страстей. Разлить по главам то блюдо, что так давно готовилось, и подать читателям.
Читатели. Вот в них, возможно, кроется основная причина, почему он не пишет. Его никто не читает, и потому он проводит свои дни за всевозможными отвлеченными занятиями, но никак не за ноутбуком. Хорошим, между прочим, современным ноутбуком. Мощным, с качественным экраном, емким аккумулятором, очень легким и прочным ноутбуком, специально купленным, чтобы можно было брать его в свои путешествия и писать вообще везде. Ноутбуком, пылящимся сейчас, как и в другие, предыдущие его поездки, дома. Пылящимся и никому не нужным ноутбуком, так же как и его предыдущие книги.
Да, он в очередной раз не взял его с собой. Оставил дома на пыльной, захламленной полке несбывшихся ожиданий и надежд, аккуратно между помутневшей и скисшей фантазией о большой и дружной семье и растрескавшимся, засохшим желанием никуда не ездить, пока он не допишет роман.
В этот раз его ум, дабы смягчить душевные терзания по поводу очередного загубленного, истлевшего в пламени противоречивых домыслов плана, сгенерировал занимательную идею – нужно писать на телефоне. А что? Смартфон всегда под рукой, можно формулировать мысли даже на ходу, пока спускаешься по эскалатору в аэропорту или поднимаешься на очередной неведомый пик, чтобы проводить там солнце, уходящее на покой после тяжелого трудового дня. Он уже так делал, провожал солнце, а потом впотьмах спускался, чуть не переломав себе ноги, но сейчас не про это. Он уже писал в заметках и немало писал. Короткие скетчи давались ему весьма неплохо, но вот роман… Когда пишешь роман, нужно многое держать в уме, постоянно листать страницы, редактировать написанное, видеть, что писал, а что еще нет. Много чего нужно, для этого лучше всего подходит рабочий стол, компьютер и куча тетрадок под рукой. Это все в изобилии есть у него дома, но дома нет его самого. Но все же он решился попробовать. Хоть пару абзацев напишет, потом, по приезде, скомпонует все это в ноутбуке.
