- Отпустите! Отпустите! Куда вы меня тащите? - Лючия дергала руку, но хватка демона была столь сильна, что, казалось, еще чуть-чуть и ладонь будет безжалостно смята. Ведьма бежала следом за демоном, повинуясь лишь его желанию, ослепнув от безудержно льющихся слез, которые не давали рассмотреть даже то малое, что позволял низко стелющийся предрассветный туман, а потому она непрестанно спотыкалась, путалась то в длинной юбке, то в высокой траве.
Лючия судорожно всхлипывала, задыхалась от быстрого шага, открытым ртом глотала холодный воздух и бесконечно сильно злилась на того, кто тащил ее за собой словно она утлая лодчонка, а он - трехмачтовый парусник, нисколько не заботящийся о том, что болтающаяся на привязи невольница зачерпывает черную воду то кормой, то носом.
Неглубокая яма, прячущаяся в траве, предательски подсунулась под ногу и заставила упасть на колени. Рука, взятая в плен, на мгновение вырвалась из оков, но лишь для того, чтобы неловко размазать слезы по лицу. Перехваченная демоном, она вновь заняла место в его ладони. Сильный рывок вернул Лючию в вертикальное положение.
Этот грубый жест отрезвил ведьму.
Бунтарский дух, прячущийся за слезами и всхлипами, мгновенно воспрянул и не нашел ничего лучшего, чем выказать открытое противостояние. Конечно, то, что сделала Лючия, скорее можно было назвать «противолежанием», поскольку она повисла на собственной руке, приказав ногам отключиться.
Кразимион, сообразив, что ведьма перестала перебирать ногами, а волоклась за ним словно телега без колес за мерином, на мгновение опешил.
Им двигали сильные чувства: любовь, которую он кулаком загнал куда-то вглубь сердца, жажда обладания, едва обуздываемая с тех пор, как он увидел Лючию, лежащую под краснокрылым красавцем, страх, что дэйвы могли причинить ей боль, стремление обуздать свой гнев и не разрушить полкоролевства, если с ведьмой вдруг случится нечто ужасное. Но венцом бурлящей смеси переживаний было непреодолимое желание самолично убить проклятую, дабы прекратить душевные терзания, вызываемые женскими слезами. Успокоить ее, наконец, или упокоить. Тут уж как получится.
Сейчас Кразимиона не остановила бы даже угроза возвращения болезни, из-за которой он столько лет мыкался в пещерах Красных гор и неприветливом мире Той стороны.
«Ничего, потерплю-помучаюсь! Даже если умрет, никуда от меня не денется! Пусть только переродиться, я и через сто лет придушу эту чертову ведьму! Найду и придушу!»
Но отчего-то виделись не собственные загорелые руки на тонкой шее, а обветренные губы, что страстно целовали каждый изгиб, каждую родинку, что звездочками рассыпались по телу желанной женщины.
Что злило еще больше.
«Еще и дразниться вздумала! - продолжал он мысленно ставить ей упреки. – Разделась у ручья по пояс!»
Да, Краз кривил душой, произнося это раздраженное «разделась по пояс»: вчера вечером Лючия всего лишь на ладонь сдвинула ворот платья. Такой естественный жест для каждого, кто намеревается умыться и не замочить одежду, демон воспринял как вызов, соблазн, испытание на стойкость. И уже впрямь виделось, что Лючия оголила спину и грудь лишь бы сделать ему больно.
«Но ничего, сейчас она получит сполна!»
Он тащил ее к озеру, чтобы там смыть слезы-сопли и привести девушку в себя.
- Я Белый Голубь! – доверительно сообщил кто-то за спиной. Кразимион обернулся и увидел направленную на него черную стрелу. От острия, выбравшего целью его сердце, отделяла лишь пара метров.
- Я выстрелю, милорд, - предупредил Непотребник и, не отрывая взгляда от потемневших глаз Кразимиона, натянул тетиву. Лук угрожающе заскрипел. – Или вы ответите на чувства ведьмы сами, или вас охватит огонь похоти. Так или иначе, этот день закончится вашим поражением. Выбирайте, милорд.
Лючия, которая до выступления Непотребника не по своей воле скребла ногами по траве, вдруг обрела свободу.
Лежа на густом зеленом ковре, усеянном холодными каплями росы - свидетельством уползающего тумана, ведьма с изумлением наблюдала за схваткой двух демонов. Вернее за тем, как милорд единым порывом сделал сразу три вещи: поймал на лету стрелу, сломал ее и сшиб с ног низшего демона, который хриплым голосом (поскольку на его шею опустилось чужое колено) просил пощады. Правда, просил каким-то странным образом:
- Ми-ми-лорд, сдайтесь! Хватит строить из себя героя. Откройтесь же ей, наконец. Этого жаждете вы, этого желает она, и, чего греха таить, об этом мечтаем все мы. Разрушьте чертово проклятие и дайте вернутьс-э-э-э...
Куда хотел вернуться Непотребник, Кразимион не дослушал, сдавив шею так, что демон похоти забился под ним, словно рыба на крючке.
- Отпусти его! – просьба прозвучала как приказ.
Но не она заставила Кразимиона ослабить нажим - Лючия впервые обратилась к нему без привычного «вы» и «милорд». И столько холода было в ее словах, что Краз не заметил, как демон похоти выполз из-под него и, не высовываясь из травы, ужом ускользнул прочь.
Обернувшись на Лючию, Кразимион запоздало понял, от кого убегал Непотребник.
Не испуганная ведьма, молящая о любви, стояла над застывшим от удивления демоном, а нечто большее, гораздо большее, гордое и свободное, что может сравниться в величии разве что с Первыми из первых.
