01
Яркие языки пламени неторопливо облизывали огромную, щедро пропитанную креозотом, железнодорожную шпалу, – тепла подобное топливо приносило немного, зато полностью воспроизводило антураж ночного костра, служащего маяком для заплутавших и усталых путников, создавая для них мираж чего-то теплого и уютного, куда их манил слегка мерцающий свет догорающих поленьев.
Глядя на то, как лениво обгорает железнодорожная шпала, Евгений Семенович размышлял о том, что огонь обладает невероятной притягательной силой, действует буквально гипнотически, на тех, кто смотрит на него, и, как правило, не хочет отрываться от зрелища горящего мусора Полигона. Он пришел к мысли о том, что все дело в бесконечном разнообразии узоров, которое может рисовать на глазах наблюдателя пламя, так потрясающе быстро, что это вряд ли даже удастся описать математически. Напротив него, особо не размышляя о причинах гипнотизма, пляшущих языков пламени, восседало чучело, наспех сработанное им из мешка уже застывшего цемента, ивовых прутьев и полуистлевшего шерстяного шарфа, который и являлся главным связующим элементом в конструкции этой фигуры. Но самое главное в ней было то, (и это было видно на расстоянии даже в свете костра), что голову, наспех слепленную из местной никогда не высыхающей глины, украшает вполне полноценная пилотка.
Ночная прохлада все более настойчиво заявляла о своем желании познакомиться с ней поближе. Евгению Семеновичу не только хотелось погреть озябшие руки, но и, намокшие за день, ноги, а так же просушить отсыревшие носки, насадив их на палки. Однако, даже гипнотизм, невесело пляшущих на железнодорожной шпале, язычков пламени, он мог прочувствовать только через амбразуру, проделанную им в картонном ящике, в положении – лежа на полусгнившей листве, по большей части через прицельную рамку А Ка Эма, при этом, не смотря на ночной холод, изо всех сил стараясь не уснуть.
И поводов отключиться вполне хватало… Пока за исключением отдаленной и не слишком стрельбы, которая нужно сказать, не смолкает на Полигоне ни днем, ни ночью, до ушей Евгения Семеновича не донеслось ни единого звука, и кроме голодного кота, который ловил ночную стрекозу, и быстрой, как тень, заблудившейся косули, он так никого и не увидел. А пейзаж Полигона, состоявший в основном из разломанных металлических каркасов, невысоких гор мусорного отвала и редких кустарников, особо к бодрствованию не располагал. Единственное, что мог Евгений Семенович себе позволить, – это потихоньку переваливаться с боку на бок, чтобы навсегда не отморозить пока еще дорогие ему внутренние органы.
За мгновение до выстрела Евгений Семенович вздрогнул и очнулся, сон все-таки успел принять его в свои мягкие объятия, что в местных условиях порой было равносильно смертному приговору. Глиняная голова в пилотке упала и рассыпалась на несколько частей, и конечно для стрелявшего это могло показаться не вполне естественным и насторожить даже малоопытного бойца. Несколько томительно долгих секунд Евгений Семенович не мог уловить никакого звука или движений в зоне обстрела, наконец, в тусклых бликах догорающего костра он разглядел мрачную, крадущуюся, фигуру с карабином наперевес, в зипуне, снабженном капюшоном, стянутым широким монтажным поясом, за который был, заткнут кухонный нож гигантских размеров.
Внезапно, словно на помощь Евгению Семеновичу из плена туч вырвался тонкий месяц, и сделал окружающий мир чуть более светлым и радостным. Фигура мгновенно остановилась, словно, убегающий с арены, клоун, внезапно вырванный из тьмы цирковым прожектором, и, похоже, замерла в недоумении, понимая, что каждый последующий его шаг в лунном свете будет все менее безопасным.
Поймав грудь застывшей мишени в рамку прицела, Евгений Семенович уже готовился нажать на спуск, как почти вдруг к нему пришла уверенность в том, что пришедшего кто-то прикрывает, и обнаружить свою огневую позицию, для стреляющего, будет смертельно опасно. Похоже, в этой ситуации не только он один пользовался приманкой…
Выжить на Полигоне без интуиции, или, если так можно выразиться, без «шестого чувства» было практически невозможно, разве быть может только первые пару часов… Дальше оставались только те, у кого в роды родов, оно дремало, не будучи востребовано даже десятилетиями, но потом внезапно просыпалось, и, как ни в чем не бывало, принималось за свою сберегающую работу. В результате здесь часто случалось так, что в первые часы погибали сильные, мужественные и подготовленные люди, а выживали интеллигентные дохляки и толстопузые очкарики, да и еще потом неделями отстреливали «бывалых», зарабатывая пилотки.
Евгений Семенович, зная, чему он обязан своему выживанию, был послушен собственной интуиции беспрекословно, более того, он научился подключать к ней свое воображение и логическое мышление, тем самым опережая в оперативном планировании многих своих конкурентов, большинство из которых уже почили… И на этот раз он, включившись в ситуацию, смог увидеть гораздо больше, чем, к примеру, независимый зритель, сидящий в полной безопасности за монитором.
