В безлюдном городском парке города Порто всевластно царили венценосные сёстры: глухая ночь и мертвая тишина.
Мы вышли на широкую аллею и, тяжело волоча ноги, побрели, как нам показалось, в сторону атлантического океанского побережья.
Неожиданно, за поворотом, перед нашими глазами открылась цепочка прудов, отражающая мягкий лунный свет своей волшебной зеркальной гладью. На заболоченном берегу, у зарослей осоки, в безмолвной полудрёме затаилась стайка неказистых полосатых уточек. Чуть поодаль, величаво и горделиво, возвышалась над своими миниатюрными соседями супружеская пара белоснежных лебедей-шипунов. И лишь только две бойкие уточки-полуночницы нарушали ночную тишину и покой, игриво плескаясь у самой кромки низкого заболоченного берега.
Влачась по аллее, мы по широкой дуге обогнули край продолговатого пруда, напоминающего чем-то ущербный полумесяц. Выйдя на невысокий каменный мостик, я и мой могучий друг Степан пересекли сонную акваторию рукотворного озера. За мостом аллея пологой дугой изогнулась влево, уводя нас в заросли молоденьких пихт и сосен. А справа от нас, за невысоким молодняком, в ночное небо вонзались стволы и кроны гораздо уже более зрелых сосен и эвкалиптов.
Мы были до крайнего предела вымотаны непрерывным двухсуточным бодрствованием, включившему в себя и суматошливую Рождественскую ночь. В добавок ко всему, за прошедшие 24 часа на нашу долю выпала целая вереница непредвиденных неприятностей, передряг и злоключений.
На затравку нас чуть было не пырнул ножичком нищий бродяга, решив, что мы позарились на его законное подаяние. Нас едва-едва не «загребла» полиция за досадное недоразумение в пиццерии «Селеште». В густом тумане мы заблудились в незнакомом нам городе и опоздали на последний автобус на Гимараеш. Мой спутник каким-то чудом не свернул себе шею, упав в тумане в плохо огороженную траншею. Дважды мы чуть не были сбиты автомобилями изрядно выпивших на Рождество водителей. А наши кровно заработанные денежки пыталась отобрать шестёрка уличных грабителей. В нас едва не выстрелил из двустволки одуревший от ревности нервный гражданин. В конце концов, по нам шесть раз подряд палил из револьвера выживший из ума полковник. В довершение всех наших бед, мы были неожиданно атакованы рассвирепевшим ирландским догом. И только каким-то непостижимым образом я и мой приятель избежали фатального обширного инфаркта. Ну, что же ещё я позабыл приписать к реестру постигших нас скорбных событий?[1]
И только благодаря неистощимой энергии, оптимизму и находчивости моего могучего сотоварища, мне удалось пережить все мытарства этой Рождественской ночи. Однако было похоже, что ближе к рассвету и двухметровый тернопольский богатырь окончательно сдал.
Пройдя вслед за мной около сотни метров, Степан слегка поотстал, затем приостановился и, вдруг, по-детски капризно захныкал:
– Василий! Давай присядем вон на ту скамеечку и немного передохнём. У меня ноги гудят, как столбы высоковольтной линии электропередачи. Ещё намного и они совсем отвалятся от усталости. Сегодня праздничный день, и городские автобусы пойдут не раньше чем через час с гаком.
Я утомлённо кивнул отяжелевшей головою, и мы развалились на деревянной скамейке под голыми ветвями совсем ещё юных берёзок, платанов и клёнов. Холодный и вязкий ночной воздух неумолимо сгущался вокруг нас, не тревожа ветви кустарников и деревьев даже малейшим дуновением слабого ветерка. Казалось, само Время окончательно замедлило свой бег и остановилось в тревожном ожидании какого-то странного, необычайного события, зреющего где-то в недрах тихого городского парка.
– Не парк, а какая-то чаща лесная, – устало проворчал я. – Мне кажется, что ещё немного и вон из-за тех кустов выберется Леший, а за ним и Русалка во всей своей ногой колдовской красоте.
Сказал я это вовсе не для красного словца, а с определённым подспудным умыслом. Мне казалось, что если я основательно напугаю моего размякшего компаньона, то ему станет отнюдь не до сна. Заснуть даже при нулевой температуре в нашей демисезонной одежде было бы непозволительным безумием.
– Да не боюсь я ни леших, ни русалок! – пренебрежительно отмахнулся рукой Стёпа. – Я ведь с самого раннего детства знаком с одной из диких лесных мавок. И коль скоро ты обратил внимание, то всё ещё жив и здоров, и к тому же совершенно целый и невредимый.
– А ты, случайно, не брешешь, братец?! Мне почему-то кажется, что умом ты всё-таки где-то здорово повредился! А ну-ка поведай мне о своих лесных похождениях, умудренный опытом укротитель диких русалок и мавок! – насмешливо подзадорил я хвастунишку.
– Эх! Как давно это было, – глухим и безжизненным голосом молвил мой друг, утопая в далёких и призрачных воспоминаниях – Когда я приезжал к бабушке на каникулы, мы весело и беззаботно бегали с мавкой по окрестным лесам, полям и лугам. Она знала название каждой травинки, каждой былинки, ведала их чудодейственную силу и целебные свойства. Такая себе жизнерадостная и простодушная зеленоглазая девчонка с невероятно длинными и густыми льняными волосами. Ни дать ни взять самая настоящая лесная русалка!
