Подхожу к подоконнику и осторожно беру в руки маленького фарфорового ангела. За весь этот месяц я так и не смогла к нему прикоснуться, хоть и очень хотела. Мне почему-то казалось, что обожгу руки, ведь этот ангел от него. Это мой подарок мужчине, который оказался ему таким же ненужным, как и я.
Замечаю, что крылышки ангела сломаны, но склеены. Усмехаюсь, вот и мне бы склеить, да только не склеивается. Раны на спине глубокие, до самого позвоночника уже достали, порезали сердце.
Я часто плачу. Иногда ору в стену о том, как сильно ненавижу Бакирова, а потом реву белугой. По нему. По нам. По тому, что все так…Странно. Я всегда думала, что рациональна, собрана и никогда не влюблюсь, но похоже, это не так. Сама того не замечая, я отдала свое сердце взрослому мужчине, который его поломал. Своим неверием растрощил на кубики, а теперь они не склеиваются, и как я не стараюсь, я не могу унять эту боль.
Дни в больнице идут быстро. Как копии один другого, безликие серые клоны. Поначалу я горю от обиды, очень часто плачу, однако после все стихает, сменившись жуткой тоской.
Я не вижу Михаила все это время. После того нашего разговора он больше ни разу не пришел ко мне в больницу. Кажется, Бакиров исполнил мое желание. Если честно, я не помню всего нашего последнего диалога. Все в в тумане. Помню только, что мне было дико больно, и я так сильно плакала. Я умоляла его уйти, и он ушел. Михаил оставил меня одну, и теперь каждый день в больнице для меня такой же серый и безликий, как и стены моей палаты.
Меня лечат, кормят, делают перевязки на груди. Люда приходит ко мне практически каждый день, но ЕГО нет, хоть я и думаю о Михаиле постоянно, каждую минуту, каждый миг.
Эта страшная болезнь под названием “Михаил Александрович”…казалось, что она прошла, но нет. Она прогрессирует во мне и тлеет, как пламя, и я горю. Я обгораю так быстро, даже не успев толком согреться об него.
Моя первая любовь к опасному мужчине вдвое старше меня оказалась настолько острой, что воткнула в меня на свои кривые шипы, едва я успела ощутить ее запретный вкус.
– Готова? Давай помогу. Осторожно.
Меня выписывают сегодня, лечащий врач уже принес лист рекомендаций. Анатолий перехватывает небольшой пакет с вещами из моих рук, открывает тяжелую дверь. Я прижимаю все еще загипсованную руку к себе и выхожу из палаты.
Анатолий бывал у меня часто, за это время он стал мне старшим братом, которого у меня никогда не было, а его жена Люда сестрой. Они единственные, кто навещали меня, кто приносил мне вкусные апельсины и горячую еду, одежду и даже обувь. Настолько уязвимой как сейчас я еще в жизни не была, и это жутко. Понимать, что у тебя нет ничего, даже своего паспорта или расчески, банальной резинки для волос, и той нет. Все забрал огонь, чертовое пламя сожрало его вместе с моим сердцем.
– Спасибо вам, Анатолий.
– Можно просто Тоха и на “ты”. Сто раз уже говорил. Пошли.
– А Люда не придет?
– Нет. УЗИ сегодня.
Анатолий не многословен, но этого вполне достаточно. Я не донимаю его вопросами, я просто знаю, что он не обидит, хоть все равно чувствую себя жутко скованной в его присутствии.
Не знаю, что случилось со мной за это время, но мне почему-то становится плохо, когда рядом со мной мужчины. Почему-то мне кажется, что любой из них может сделать мне также больно, как сделал Бакиров. Это очень странно и мне стыдно об этом говорить. Я чувствую себя дико неловко, путь даже сейчас рядом со мной Толик. Он тоже мужчина, а значит, тоже может сделать больно.
Выходим на улицу вместе, и впервые за этот месяц я вдыхаю свежий летний воздух на полную. Немного кружится голова и я чувствую, как меня под руку сразу подхватывает Анатолий.
– Так, не падать! Идем. Машина по прямой.
– Спасибо.
Поднимаю голову и на больничной парковке вижу автомобиль Анатолия. Что-то сразу неприятно колет в груди. Там, где мой шрам, где мое измученное сердце. Это не та машина, которую я ожидала увидеть, хотя что ей тут делать, что ему тут делать…
Вопрос крутится на языке. "Где ты, неужели забыл обо мне так быстро?” Где же он, но я молчу. Если бы он хотел узнать как я, то сейчас был бы здесь, а так наверное, ему просто все равно.
За спиной мелькают тени, но Анатолий делает вид, что никого нет. Я же узнаю этих мужчин. Они не подходят ко мне, но все это время были в отделении, где я лежала. Мне кажется, это Толик нанял их, чтобы охраняли Люду, ведь она беременная и часто ко мне приходила, а после того, что случилось ему важна ее безопасность, но есть еще кое-что: мне кажется, я начала сходить с ума, потому что просыпаясь в палате каждым утром я слышала запах кофе и сигарет. Это был точно ЕГО запах.
Точно такой же, хоть и знаю, что Михаил ко мне ни разу не приходил. И не звонил. Сначала я думала, что мне показалась, а потом просто заставила себя поверить в то, что мой мозг обманывает меня и создает иллюзию того, чего нет и быть не может.
Наверное, я просто безумно скучала по нему и хотела увидеть хоть раз. Даже после всего. Ненавидела, обижалась, тосковала и проклинала, а после звала. Как побитая собака все равно зовет хозяина, так и я звала своего Михаила, своего защитника и покровителя, которому похоже, после всего я оказалась просто не нужна. Грязная, сломленная, наивная девочка. Я не нужна больше никому в этом мире, в считанные дни я оказалась без крыши над головой, без его покровительства, денег, работы и учебы с пробитой дырой в груди.
