В моей комнате пахнет соснами – окна всегда нараспашку. Папа специально выбирал для будущего дома место, где растут только хвойные деревья: сосны, ёлки… И ещё очень хитрые деревья – лиственницы. Они прикидываются хвойными, а сами осенью сбрасывают иголочки! Я видела, как под ними в октябре появляется жёлтый-жёлтый коврик.
Хотя осенью мы в наш терем редко приезжаем… Надо же ходить в школу, а она – в городе. Я целых два года отходила.
Сейчас каникулы, и папа привёз нас с бабушкой и дедушкой к нашим любимым деревьям с иголочками! На остальные у меня аллергия, особенно на берёзы. И это очень обидно, потому что они мне нравятся. Радостные такие!
Стены нашего высоченного терема из той самой лиственницы-хитрюги. Бабушка говорит, что я живу в светёлке. По-правильному – это мансарда. Здесь мне никто не мешает, можно читать сколько захочешь. Или хоть час сидеть с куклами прямо на полу. У них золотистые локоны и розовые ручки с ямочками у локтей. Я выворачивала свои руки и осматривала локти: раньше на них тоже были ямочки. Куда делись?
От белых сетчатых занавесей тени на полу кажутся вышитыми крестиком. Рядом с окном стоит самое лучшее – этажерка с книгами, которой уже миллион лет! Папа сказал, она антикварная и очень дорогая. Я её оберегаю: если у мамы совсем не будет денег, можно будет тайком вытащить этажерку, пусть продаст и купит себе еды. Наверное, это хорошо, что ей не приходится кормить ещё и меня…
Больше всего на полках моих, детских, книжек. Они высокие, лаковые и расписные, как глиняные игрушки. А на самом верху громоздятся «взрослые» книги. Не знаю, почему их поставили ко мне? У этих книг таинственные названия: «Кентавр», «Янки при дворе короля Артура», «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне»… Интересно, о чём они?
У «Кентавра» обложка чёрная, вдобавок ещё и обугленная, и страницы изъедены огнём. Она обгорела во время пожара «местного значения», как назвал его папа. Это он оставил на столе окурок. Пожар действительно был маленький, игрушечный такой, но я очень перепугалась. До сих пор в моей жизни ничего страшнее и не случалось. Это где-то далеко от нашего дома гибнут люди, разбиваются самолёты… У нас ничего такого не происходит.
Сегодня утро было таким же улыбчивым, как и всегда летом. Хотя бабушка пыталась добудиться меня строгим голосом:
– Алечка! Давно пора вставать.
Подниматься ко мне ей тяжело, она всегда зовёт меня со второго этажа. Туда-то с трудом забирается – у неё астма. Даже не поднимая ресниц, я хорошо вижу, как светится надо лбом её серебристая корона. И глаза у неё светятся – огромные, серые. Дедушка называет их роковыми, не знаю почему.
Я думала, у бабушки чёрные брови, хоть волосы и поседели, а однажды увидела, как она их рисует карандашом! Но ничего ей не сказала. У каждого должен быть свой секрет. Не такой уж он и страшный!
Моя бабушка – дама. Серёжка так и сказал:
– Я к вам не пойду. Твоя бабушка такая светская дама… Я её боюсь.
Серёжка в этом хорошо разбирается, он старше меня и уже читает Александра Дюма. Бабушка говорит, мне ещё рано в руки брать такие книги. А меня так и подмывает всё-таки взять в руки «Трёх мушкетёров» и посмотреть, что случится? С Серёжкой ничего не произошло. Только много новых слов узнал… Но разве это плохо?
Жену писателя Рогожина, дом которого стоит по соседству с нашим, Серёжка называет гризеткой. Я даже боюсь спрашивать, что значит это слово… Но он произносит его так презрительно! Сам писатель, считает Серёжка, большой жлоб. Ведь он целыми днями сидит на лужайке в кресле-качалке и никогда ничего не пишет. И ни с кем не разговаривает, как будто и не видит никого. А вот меня видит! Со мной он любит поболтать, если можно это так назвать. Он долго мычит, прежде чем выдать хоть слово. И слюни закипают у него в уголках губ. Я стараюсь не смотреть на его рот. У писателя два, а то и целых три подбородка! Серёжка уверен, что у него ещё «бабий зад». Это не совсем приличное выражение, поэтому я никогда не повторяю его при взрослых.
А вдвоём с Серёжкой мы разговариваем о разных вещах! И ещё всякие страшные истории рассказываем. Одна особенно жуткая называется «Жёлтое пятно». Вы её знаете? Она о детском лагере.
Я никогда не поеду в лагерь, так папа сказал. Это для бедных… Жалко, что я не бедная, мне очень хотелось бы побывать в лагере! Только, понятно, не в таком, как в этой истории: там в комнате девочек ночами стало появляться жёлтое пятно. И ту, которая на него взглянет, оно душило! Серёжка так страшно рассказывал, что я каждый раз прямо вся умирала. Даже ладошки мокрыми становились.
Когда я вышла после завтрака, писатель уже сидел в своей качалке. Он всегда неподвижно сидит, как будто спит. А на самом деле ему просто лень качнуться! Что за человек?! Иметь такую замечательную вещь, как это кресло, и не то что не раскачаться как следует, а даже ни разу не оттолкнуться ногой! Разве это нормально?!
Я постаралась пройти мимо него неслышно, проскользнуть по не просохшей от росы траве. Но писатель как будто караулил меня. Сразу раскрыл глаза и зашевелился.