Введение во введение
Сальвадор Дали – выдающийся художник-реалист 20-го столетия, всю жизнь изображавший то, чего нет. (С Захаров)
Предварю основной рассказ словами успокоительными, адресованными, прежде всего, тем, кого само слово «музей» может ввести в ненужное, печальное и, в нашем случае, ничем не оправданное заблуждение. Дело в том, что многие люди боятся музеев! Честно признаться, и сам я, как ни странно, их побаиваюсь – с детства и до сих пор.
Этот страх не беспричинен. Посещать обычные музеи – все одно, что дегустировать сыры. После четвертого образца перестаешь что-либо воспринимать: вкусовые рецепторы попросту не в состоянии вынести столь интенсивной атаки.
Точно так же и с хорошими классическими музеями: одна, две, три шедевральных картины; четвертая, пятая, восьмая – и ты эмоционально выдыхаешься: смятенный, сметённый и буквально обескровленный мощным напором прекрасного.
Ты падаешь духом и напоминаешь себе рыбу на песке, обреченно хватающую белыми губами уже не спасающий воздух. С ужасом и затаенной тоской ты поглядываешь на бесконечные музейные анфилады, набитые под завязку десятками, сотнями, тысячами шедевров… Им несть числа – да еще этот безукоризненный музейный порядок! Порядок – вот что страшно!
Этапы, периоды, жанры и поджанры – все разложено по полочкам и четко выверено по времени. Эта неумолимая, как судьба, музейная хронология сама по себе способна убить всякое живое чувство – а ведь за чувствами и эмоциями и нужно ходить в музеи!
Сальвадор Дали, сам завзятый «музейщик», прекрасно это понимал – и потому свой персональный музей выстроил абсолютно по иным принципам.
Собственно, благодаря его «принципам», и появилась эта книга.
А как она, дай Бог памяти, появилась?
Если долго держать курс на запад – попадешь, в конце концов, на восток.
Так было и со мной: из года в год я все более решительно отказывался от самой мысли о том, чтобы написать книгу о главном и единственном ребенке Сальвадора Дали – его Театре-музее в Фигерасе, пока в одно странное утро не проснулся на своем «востоке» и понял, что книгу эту все-таки придется сочинять.
Утро, помнится, было именно странным: когда я, пребывая еще в полусне, сварил кофе и выбрался на террасу курить, то угодил в настолько плотный туман, что, вытянув руку перед собой, не мог разглядеть даже кончики собственных пальцев – но почему-то твердо был уверен, что солнце гуляет рядом и вот-вот будет здесь.
Предчувствие было самым нелепым – и самым отчетливым. И что-то еще не давало мне покоя: что-то основное и важное, о чем еще накануне вечером я не имел ни малейшего представления – а сейчас он было здесь, рядом, требовалось лишь домыслить и сообразить.
Я глотнул крепчайшего напитка, закурил – взбодренный мозг заработал, и новая истина, наконец, проявилась, оказавшись, мягко говоря, неожиданной. Уж не знаю, чем занимались той ночью мои нейроны, пока хозяин их спал, но результат этой бурной деятельности был налицо: отныне я знал, что главной моей задачей должно стать составление практического (то есть, основанного на личной обширной экскурсоводческой практике) путеводителя по Театру-музею Сальвадора Дали в Фигерасе.
Озадаченный, ошарашенный, изумленный – я поднял голову к небу: непроглядного тумана как не бывало, и в самый зрачок мне ударило невозможное, невероятное, но напророченное только что мною же солнце. Иначе, как знамением счесть это было нельзя.
Отвертеться, понял я, не удастся. Нужно было приступать.
Театр, как известно, начинается с вешалки, а книга – с названия. Почему я должен писать эту книгу? Зачем? Дать себе вразумительный ответ на эти вопросы я еще не мог, но в голове уже зароились звучные и не очень фразы, одной из которых я мог бы озаглавить свой ещё не написанный труд.
Попыхтев часок-другой, перебрав не менее полусотни вариантов – от безгранично экстравагантных до целомудренно простых – я решил пожертвовать мишурой в угоду истине и назвать книгу просто: «Введение в Театр-музей Сальвадора Дали. Практическое пособие по выживанию».
Пару слов о «введении». Слово это совсем не случайное, и понимать его следует буквально: работая индивидуальным экскурсоводом, я в прямом, в самом физическом смысле слова вводил и продолжаю вводить в Театр-музей людей своих туристов. Если бы собрать воедино всех тех, кому я уже успел «ввести» – получилась бы маленькая армия, отличие которой от настоящей заключается лишь в том, что «бойцы» её – граждане не одного, а разных государств, объединенные, тем не менее, одинаковым интересом к «Божественному Дали», как без ложной скромности именовал себя сам художник.
Добавлю, что еще большее количество людей (уже не маленькую, но вполне себе приличную армию) было «введено» мною в фантастический мир музея Дали помимо моей воли – речь о сторонних посетителях, которые с редким постоянством прибивались, прибиваются и будут прибиваться к нашей индивидуально-экскурсионной лодке уже внутри музея – и избежать этого полностью никак нельзя.
