Предисловие к русскому изданию
Я очень рад тому, что вижу свою книгу о пограничных личностях искусно переведенной на русский язык[1]. Я также с удовольствием хочу добавить некоторые соображения к тексту этой книги, впервые опубликованной в 1989 г. С тех пор я опубликовал и другие работы, которые продолжают тему, начатую в этом исследовании: одна из них – «Мистерия человеческих отношений» (1998), посвященная алхимии. В другой книге – «Черная ночная рубашка» (2008), которая также переведена на русский язык, – я представил концепцию комплекса слияния (fusional complex).
Здесь я хотел бы высказать свою точку зрения на структуру пограничной личности, которая защищает от невыносимых переживаний при воздействии комплекса слияния. Содержание моей работы по алхимии также имеет отношение к пограничным процессам, особенно там, где я говорю об алхимической стадии нигредо, амплифицируя многое из того, что описано в настоящей книге. Но в этом предисловии я сфокусирую свое внимание на том, как комплекс слияния усиливает страдания пограничной личности.
Термин «пограничная личность» является крайне полезным с клинической точки зрения. Диагностика определенного поведения как «пограничного» и, при необходимости, определение пациента как пограничной личности может помочь самости аналитика выжить под влиянием чрезвычайно сложных полей взаимодействия с пациентом в аффективной сфере и в области безумия. Здесь превалирует глубокое расщепление, проективная идентификация, защитная идеализация, гнев и агрессия, которые не только влияют на других людей, но часто разрушительны и для самого пациента, особенно при наличии мощной психотической части личности. Но в основе пограничной личности мы обнаруживаем еще одну структуру – комплекс слияния. Понимание его природы дает нам возможность более успешного проведения терапевтического процесса.
Комплекс слияния – это такие условия, в которых человек чувствует себя притянутым к объекту очень мучительным способом, когда близость ощущается хаотичной и ни в коей мере не является позитивным союзом или состоянием взаиморастворенности. Напротив, здесь имеет место самоуничижительная «прилипчивая» близость, магнетически притягательная, но существующая в условиях полной не-связанности. Эти противоположности являются карикатурой на здоровое слияние и межличностное дистанцирование, которые сосуществуют одновременно. При этом создаются условия, невыносимые для рационального мышления – быть связанным с кем-то запутанным и вязким образом и в то же время ощущать отсутствие связи (логически при этом состоянии A = – A). Мало того, при отделении от такого состояния слияния происходит очень резкое усиление тревоги, как будто человек оказывается на грани падения в бездну или близок к психозу.
Состояния, которые мы определяем как «психогенный аутизм» и «шизоидное расстройство личности», являются защитами от комплекса слияния, когда он становится фиксированным патологическим состоянием, препятствующим нормальному доступу в мир пространства-времени. При этих расстройствах проблемы «решаются» путем ухода от контактов. У пограничной личности, вероятно, есть опыт неких позитивных переживаний в ранних объектных отношениях, и этот опыт зачастую позволяет развить множество нормальных и даже выдающихся черт характера. Однако, когда возникает травмирующее состояние, связанное с угрозой быть покинутым, активируются более глубокие уровни комплекса слияния и связанного с ним безумия. На это пограничная личность реагирует иллюзорным расщеплением объекта на абсолютно хорошую и абсолютно плохую части. Реальность искажается ради безопасности. Неистовая ярость пограничной личности является дальнейшей реакцией противостояния втягиванию в состояние слияния; аналогичную роль играет ярость при психозе.
Поля взаимодействия, с которыми мы часто сталкиваемся при работе с пограничными личностями, обычно очень мощно влияют на терапевта, который, в свою очередь, как правило, не говорит и не делает ничего такого, что может активировать негативные проекции пациента. Перед терапевтом стоит задача осознать собственную тенденцию к расщеплению, преодолеть ее и пытаться переживать пациента целостно. Это оказывается очень трудным, поскольку пограничная личность страдает оттого, что в своей внутренней душевной жизни ощущает себя омертвевшей, и в то же время связанной с трансцендентным уровнем Самости. Из-за этого пограничный человек может на глубинном уровне воспринимать души другого таким образом, что это знание оказывается для него страшным, безжалостным и оскорбительным разоблачением того, кто рядом с ним.
Таким образом, «ви́дение» пограничного человека пугает, может быть, даже больше, чем его испепеляющий гнев, и задача терапевта – не позволить своей собственной душе «омертветь» в ходе контрпереносной реакции. Психотерапевт должен иметь мужество заботиться о своей собственной внутренней жизни и оставаться в контакте с ней перед лицом тех сил, что оживают внутри пациента, в частности, при активировании ранних травматических переживаний. Кроме того, принимая ответственность за свой внутренний мир, терапевт часто должен иметь смелость признать истинным то, что в нем «видит» пациент. Часто бывает, что внутренне отвергая эти ощущения как параноидные, терапевт говорит, например: «Да, возможно, нечто подобное имеет место, но все же я задаюсь вопросом: кто я сейчас для вас на самом деле?» Такая реакция разрушает доверие пациента, который часто видит больше, чем терапевт сам про себя знает, то есть часто пациент осознает моменты, когда терапевт, по сути, лжет.
