Глава 1.
Эта история приключилась в небольшом южном городке, в живописном месте, там, где течет говорливая речка, прорезающая Синие горы Кавказа живым, блистающим клинком. На берегу в доме под зелёной крышей жил один Поэт.
У окна, на письменном столике, среди вороха бумаг, вспоминая былые дни, смиренно коротала время эбонитовая Лампа. Она созерцала комнатное пространство, убежденная, что каждая вещь должна кому-то служить. Она и служила, но обязанности ее были не сложны…
От безделья и праздности в недрах эбонитового сердца неспешно текли мысли, а порой творилось что-то непонятное…
Она размышляла: «Странные люди, пишут стихи, как мой хозяин. Декламирует написанное, размахивая руками, ходит по замкнутому пространству, снова резко садится за письменный стол, что-то исправляет, снова читает. Это выглядит весьма забавно, но мне нравится его самозабвенность, непосредственность.
В такие минуты мне кажется, что читает он для меня. А порой даже мне приходят на ум строчки, и я могла бы подсказать ему лучший вариант…
Не заразилась и я вдохновением? К тому же меня в последнее время переполняют странные и непонятные чувства…
«А он? – продолжала рассуждать Лампа, − сможет ли Поэт понять мою душу? Мне так хорошо рядом с ним. Кажется, я обретаю второе дыхание и, как женщина, начинаю им увлекаться…»
На столе Лампа занимала место – слева. У Поэта в момент включения света, в глазах вспыхивали огоньки, словно он сам светился изнутри…
«Наверно я нравлюсь ему, − озарило Лампу, − не зря же в глазах пылает такой божественный свет!»
Рядом с Лампой, но чуть впереди громоздилась большая, печатная Машинка. Вольно или невольно, она также стала героиней этой истории, ведь по законам жанра обычно требуется соперница, Машинка подходила на эту роль идеально.
Новенькая, недавно подаренная другом Поэту, Машинка, поблёскивая белыми клавишами, словно посмеивалась над наперсницей, своей красотой возбуждая зависть Лампы. Она не вступала в разговоры, уставая от изнуряющего постукивания Поэтом по ее клавишам, замирая порой на полуслове, на полустранице.
Казалось, Поэт всё больше отдавал предпочтение Машинке. Печатая, он то и дело задумывался, откидывая курчавую голову слегка назад, потом нежно касался клавиш, поглаживал пальцами по её округлостям, смотря в одну точку, словно ласкал ту, которой поверял свои мечты и чувства…
От небрежного нажатия пальцами, клавиши Машинки иногда сцеплялись, в этот момент он неожиданно чертыхался.
В такие моменты Лампа радовалась его обиде на Машинку, потому что не желала делить с кем-либо предмет своего обожания.
Сама же испытывала настоящее блаженство, когда Поэт нечаянно дотрагивался головой до её шляпки-отражателя. Слышно было его дыхание и биение сердца.
Лампа возбуждалась на все тысячу вольт и сильно накалялась. «Вот она любовь! – восторженно стучало у неё в висках, − какое же это необыкновенное чувство!»
Ощущал ли Поэт её душевные перемены – вряд ли, трудно было понять это и бедной Лампе. Она страдала от ревности, у нее часто перегорали лампочки.
Хозяин вынужденно брал Лампу за лебединый изгиб шеи-штатива, выкручивал перегоревшую лампочку, меняя на новую.
Довольная оказанным вниманием, Лампа снова благодарно сияла, отдавая любимому весь накал своего электрического сердца!
Так продолжалось какое-то время. Поэт писал, затем вслух читал стихи, в которых звучали слова: «любимая!», «единственная!»
Лампа принимала это на свой счёт и жалела, что в ответ не может произнести ни слова. О, какие слова теснились в её эбонитовом сердце! Зато лампочки перегорали всё чаще и чаще…
Однажды у Поэта вырвались гневные слова: «Так я скоро разорюсь на одних лампочках. Как ты достала меня, старая вешалка!»
Лампа недоумевала. Обращение было явно адресовано ей, но причём здесь «старая вешалка»? Наивная, она не знала, что люди, не задумываясь, часто говорят жестокие слова и совершают безрассудные поступки.
Не догадывалась она и о том, что для человека двадцатилетняя вещь кажется рухлядью… И если он все же пользуется ей, то, скорее всего, от нужды или по привычке, а не потому что она ему нравится.
Так бы и мучилась Лампа в сомнениях, но однажды Поэт принёс в дом картонную коробку. Вынул из упаковки пахнущую новизной никелированную лампу и поставил её на место прежней.
Не церемонясь, взял старую Лампу за понурую шею-штатив и отнёс на улицу, бросив возле мусорных баков…
Лампа, увидев удаляющуюся спину Поэта, задохнулась от удивления и несправедливости: «Ах, зря я ревновала к Машинке. Он не любит меня! Для него я просто «вешалка», «старая рухлядь!»
Так не хотелось Лампе верить в коварство любимого, а в глубине души теплилась надежда, что это недоразумение, что Поэт спохватится и вернётся, а она по праву займёт прежнее место. Разве может другая лампа, даже новая, светить так преданно и самозабвенно!? Она же всегда хотела лишь только одного − радовать милого своим сиянием и большего ничего-то ей не надо…
Глава 2.
Минул месяц. Поэта почему-то покинуло вдохновение. Вначале казалось, что это лишь временный спад. Так уже бывало не раз. Время шло, но ничего не менялось. Его тяготило такое состояние.
