«22.4.2013, полиции Израиля. Один человек подходит ко мне раза два в неделю на улице, в автобусе, в синагоге, и так из месяца в месяц, и говорит вопросительно: «Ну, что с Нетаниягу?», «Ну, что с Кахане?», «Ну, что с полицией?»
Я человек честный, говорю ему то, что думаю.
Во всех следственных отделах давно известно обо мне всё.
Надоел он мне. И сказал ему: «Ты стукач».
И после этого он продолжил следовать за мной, даже в местных событиях пытался сесть возле меня, и я шёл на другое место.
В моём опыте с жалобами полиции о подобных преследованиях – это не уголовное дело.
И вот 19.4.2013 шёл я в синагогу к дневной молитве, а этот человек в нескольких метрах за мной, и он ещё прихрамывает, и я ещё прибавил оборотов. Но он побежал и поставил мне подножку.
И это не уголовное?
Но если это уголовное, то попрошу вас действовать в соответствии с законом.
Имя человека: Блюменфельд Авигдор. Адрес: улица «Телелим», дом 25, квартира 28, Рамот «Алеф», Иерусалим».
Эта жалоба для полиции. Но было веселее.
Щерился он и лыбился ещё издалека, подходил заговорщицки, склонялся к моему лицу: «Ну, как с этим?» Его знания новостей опережали сообщения радио. Продолжалось это месяцами.
Когда я ему сказал, что он стукач, и пошёл от него, не сработала его человеческая реакция, за неимением таковой, а стукаческая реакция на это слово отсутствовала – не проходили они такого на занятиях по профессиональному совершенствованию.
Я удалялся, а он стоял на месте, руками взывал к небу, разводил в стороны, что-то бормотал. Потом медленно пошёл за мной, тянул руки ко мне, что-то говорил. Но я уже далеко, слов не разобрать.
Потом, при встрече в автобусе или на улице, он кивал мне головой, а я не смотрел на него.
Прошёл месяц.
Однажды я опаздывал на дневную молитву.
Перед моим домом деревья, которые я посадил, чтобы можно было уходить в леса, когда придут брать. За дереьями барак. С другой стороны барака, вдоль него, крутая дорога к синагоге.
Я спешил. Прошёл рядом с деревьями, рядом с бараком, тогда и увидел этого стукача.
Барак скрывал его от меня.
Ходит он не спеша, прихрамывает, а тут спешил и пыхтел. Мы должны были пересечься в конце подъёма. Там стояла легковая и два человека возле неё. Меня они видели от самого моего дома. И его видели издалека и выводили точно на меня.
Чекист держал сумку, которой будет бить меня, когда повалит на землю. А двое возле машины будут за свидетелей, что я напал на него. Будет куча-мала, оба в серой пыли, кругом люди, середина дня.
Потом доказывай, что ты не верблюд.
Не только людям, но и суду.
Я прибавил обороты и выскочил на подъём впереди чекиста. Он побежал за мной и поставил подножку. Я споткнулся, но устоял и пошёл быстро дальше, не оглядываясь.
Он что-то сказал, но то был не извинительный голос, а грубый.
А как он ведёт вечернюю субботнюю молитву возвышенным, вдохновенным, ангельским голосом! Каждое святое слово звучит отдельным законченным произведением с изумительно длинным, бархатным окончанием.
И двести голосов вторят каждому его слову, образуя сказочный хор во славу Давшего субботу народу Своему.
И после праздничных домашних трапез, евреи спешат поздравить счастливую семью, в которой на этой неделе родился мальчик, а если родилась девочка, то навещают после утренней молитвы. И благословляют лёгкое угощение.
А этот чекист в первых рядах у стола. Насытившись, он набивает карманы разными орешками и семечками. Медленно протягивает руку к тарелке, берёт большую горсть и медленно тянет по столу к себе, выгружает в карман и протягивает руку к другой тарелке.
До подножки я бы только это дополнил к портрету отвлечённого чекиста.
Но чекист не действует самостоятельно, его действия направляет старший по званию, а того – старший над ним.
То есть государство.
Это государственное задание – поставить мне подножку.
Будет государственное задание прирезать меня – прирежет.
Подножка и ножик – уголовные дела.
