В первые недели весны 1974 года Цзинцю, бывшую тогда ещё старшеклассницей, и троих других учеников отобрали для участия в проекте по подготовке нового школьного учебника. Они должны были поехать в дома бедных и тёмных крестьян в Западной Деревне и брать у них интервью, превращая их рассказы в книгу по истории для преподавания в Средней школе №8. Перед Культурной революцией учебники были полны феодализма, капитализма и ревизионизма и, как славно провозгласил Председатель Mao, отмечали правление одарённых учёных и роскошных дам, императоров, генералов и министров на протяжении целых эпох. Теперь же образование нуждалось в реформах.
Отобранные несколько человек были учениками, чьи оценки в написании эссе были выше средних. Всех вместе их назвали Ассоциацией реформы образования Средней школы №8.
Теперь эта четвёрка тащилась по тропе через гору за товарищем Чжаном, старостой деревни, которая станет их новым домом на следующие несколько месяцев, и за тремя своими учителями. Гора была небольшой, но со всей своей поклажей, привязанной к спинам, и авоськами в руках, они быстро вспотели, и вскоре уже товарищ Чжан сам изрядно согнулся под их багажом. Две из трёх девочек, даже избавленные от своих рюкзаков, всё ещё задыхались и пыхтели, карабкаясь в гору.
Цзинцю была сильной, и хотя тоже устала под грузом, настояла на том, что понесёт свой рюкзак сама. Способность терпеть тяжёлую работу была стандартом, по которому она измеряла других людей, и она искупала любые политические недостатки своей надёжной и хорошей работой, не боясь затруднений и постоянно убеждаясь, что никогда и ни в чём не отстаёт от других.
Замечая, что каждый выдох гостей всё больше и больше походил на последний, товарищ Чжан не скупился на ободрения:
– Уже недалеко, ещё чуток дальше, а там доберёмся до боярышника и сможем передохнуть.
Легендарное дерево боярышника напомнило Цзинцю сливу в старинном рассказе, где генерал Цao Цao давал пустые обещания об освежающем фруктовом соке, чтобы подстегнуть своих измотанных солдат. Она также думала о советской песне, которую разучила несколько лет назад благодаря учительнице-стажёру русского языка Аньли, которая приехала на практику в Среднюю школу №8 из провинциального педагогического училища. Двадцатишестилетнюю Aньли прикрепили к классу Цзинцю. Аньли была высокой и стройной, с жемчужной белой кожей, приятными чертами лица и прямым, заметным носом. Но самыми лучшими у неё были глаза. Большие, коронованные замечательными веками. Это были не просто два века, в каждом из них укрывались две или, возможно, три складки. Фактически если бы эти глаза были посажены глубже, то её можно было принять за иностранку. Ученицы со своими незатейливыми веками жутко ей завидовали.
Отец Aньли был каким-то артиллерийским начальником второго дивизиона, но, после позора Линь Бяо (псевдоним известного политического деятеля Юй Жун, маршала, сыгравшего в годы гражданской войны 1946 – 1949 гг. ключевую роль в победе Коммунистической партии над Гоминьданом и объявленного предателем в годы Культурной революции в Китае. – Прим. перев.), заместителя главнокомандующего Mao, он тоже попал под огонь критики и был понижен в должности. Пострадала и Aньли. Впоследствии её отец снова вошёл в почёт и таким образом смог вызвать Aньли из деревни и пристроить её в провинциальное педагогическое училище. Тайной было то, почему она решила изучать русский язык, так как к тому времени он был предметом, который давно перестал являться популярным. Сразу после Освобождения, в начале пятидесятых годов, очевидно, было повальное увлечение русским, но затем китайско-советские отношения испортились, и Советский Союз был заклеймён как ревизионист из-за своих попыток исправить марксистско-ленинскую теорию. Таким образом, те же самые учителя снова сменили русский на английский.
Aньли испытывала симпатию к Цзинцю, и, когда у неё было время, она учила её русским песням, таким как «Ой, боярышник милый…» (Имеется в виду русская песня «Уральская рябинушка» («Ой, рябина кудрявая»), которая была переведена на китайский язык и стала очень популярной в Китае в те годы. Так как рябина не распространена в Китае, а боярышник занимает особое место в поэзии и культуре Поднебесной, название песни было адаптировано именно таким образом. – Прим. перев.). Разумеется, делалось это втайне. Не только всё, связанное с Советским Союзом, становилось опасным, но и всё, загаженное идеей любви, считалось пагубным влиянием и гнилыми остатками класса капиталистов.
«Ой, боярышник милый…» считался непристойным, растленным, дурного стиля, потому что слова говорили о двух молодых людях, которые любили одну девушку. Она любила их обоих и не могла решить, кого следует выбрать. И вот, чтобы принять решение, она спрашивала совет у боярышника. В последних строках девушка пела:
Ой, боярышник милый мой, –
Оба хороши.
Ах, боярышник, друг мой,
Сердцу подскажи!..
У Aньли был прекрасный, хорошо поставленный голос – «в итальянском стиле», как она сама говорила. К этой песне такой голос подходил как нельзя лучше. На выходные она, бывало, приходила в дом Цзинцю, и та подыгрывала ей на аккордеоне.
