© «Ліра-Плюс», 2015
I
«Почему горит амбар?» Этот вопрос был первым звуком, который коснулся слуха Гилиаса после неестественной тишины, ощутимой даже через шум дождя и треск горящего амбара. Может в другое время, в другом мире, другой жизни этот вопрос вызвал в нем заинтересованность, тревогу, опасение, страх и волнение. Сейчас же он не имел никакого оттенка. Вслед за ним не последовало никаких эмоций. Как у человека стоящего спиной к вопрошающему немому, безнадежно шевелящему молчаливыми губами. Вопрос, преодолев плотную стену небесного душа, коснулся ушей Гилиаса и разбился о них, как морская волна о безжалостные холодные скалы. И также, уподобляясь дождю, сформировался в струйки и капли, стекающие с мочек ушей вместе с дождевыми упал на землю, успевшую стать грязью, укутанную тьмой ночи, озаряемой изменчивыми бликами пожара, воюющего с водной стихией. Гилиас слышал вопрос… но воспринимал он только грязь, стекающую с его головы и лица, перемешивающуюся воедино с обильно текущей кровью, постепенно стекающую в грязевую жижу под ногами, подпитываемую дождем. Воспринимал дрожь, волнами прокатывающуюся по телу, переходящую в судороги с каждым последующим приливом… И еще боль! Боль, которую ощущает лишь тот человек, понимающий, что раны, которые растерзали тело, уже так просто не залечишь мазью и травами…
II
– Знаешь, а мне нравятся… Нравятся эльфийки. Это точно могу сказать! уверенно сказал Бриан, парень лет двадцати, двадцати пяти с плотной копной черных волос, небрежно уложенных в подобие прически. И в подтверждение своим словам кивнул сам себе. Гилиас сбросил с плеча ковер на пол. Подтянутое тело с заметно подчеркнутыми контурами мышц, было обнажено по пояс. Но более заметной чертой были яркие голубые глаза, сверкающие из-под челки русых волос. Он ощутил легкую радость от того, что представилась возможность сделать небольшую паузу в уборке помещения, и ответил на это:
– Бриан, вчера, когда я поднял эту тему, я имел, введу совсем иное. Это вопрос не симпатий, просто некоторые вещи мне не понятны. И, кажется, что и другим они тоже не ясны. Посмотри вот на гномов или на тех, кто наполовину гном. Они друг от друга почти не отличаются, разве, что только длинной бороды.
Бриан на это хихикнул, и в его глазах блеснула искра насмешливости. Гилиас не приметив этого, продолжил:
– И женщины у них… Как бы это сказать правильно?.. Не вызывают своей внешностью желания дарить им цветов. Не согласен разве? И вот к чему я веду: если мы, мужчины не видим красоты в их женщинах, то видимо и наши женщины не должны видеть в гномах или полукровках мужчин! Я так считаю! Ты не согласен?
– Возможно… – как-то без особого понимания ответил Бриан. Он мечтательно очертил дугу карими глазами и, улыбаясь, добавил к первой своей фразе:
– Вот неделю назад на «рынке Фрези» такую эльфийку полукровку видел, ммм закачаешься!
Гилиаса такой ответ не удовлетворил. Он решил все же добиться желаемого ответа от Бриана:
– Ну, ты, что видишь в женщинах – гномах… женщину?
Этот настырный вопрос оборвал полет Бриана в романтических грезах и ему это не понравилось. Прищурив недовольно глаза, он ответил:
– Нет, конечно, не вижу. Но тут, же сердцу не прикажешь. А ты просто никак забыть не можешь, что Наира тогда выбрала гнома вместо тебя.
Это был абсолютно не тот ответ, который ожидал услышать Гилиас и он воспринял его скверно. Молча скривившись, поднял ковер и вышел из дома.
История с Наирой была очень давней, еще, когда Гилиас учился в Универсариуме. Обиды и терзания давно улеглись в душе, и подобно различного рода хлама на чердаке, пылились на задворках сознания и воспоминаний. Просто все близкие и друзья знают эту историю, и в любом разговоре или споре, если Гилиас излишне затрагивает достоинство гномов (хоть сам он так не считает), ему напоминают историю с Наирой, указывая тем самым на истинную причину неприязни к гномам. Но самое неприятное для него в этом всем постоянно являлось, что именно это делает Бриан, приходясь лучшим другом с детства. Находясь на дворе, Гилиас, не сдержавшись, выкрикнул другу:
– Вообще – то я в свое время смог добиться расположения Груфильды и дружил с ее братом Тровальдом, до той поры пока его не призвали служить в Заскалье. Так, что у меня нет неприязни к гномам, если ты к этому клонишь!
Однако награда за несдержанность не заставила себя долго ждать, явившись в виде насмешливого и колкого ответа Бриана:
– Да-да, я помню Груфильду! – смех: – Перевернутый табурет с одной ножкой и тот был в состоянии добиться у нее расположения! – снова смех: – К тому же сам рассказывал, что не рассчитал тогда со стаканами «Грозного Старателя» и перебрал лишнего.
Осознав, что эта беседа, в принципе, как и всегда, если она касается гномов, будет для него проигрышной, Гилиас кратко ответил, развешивая ковер, чтоб выбить из него пыль:
– Ясно!
Гномы, как и их изобретения, нравились людям, в том числе и его друзьям и родным. Ему они и сами были не отвратны, но вот что-то мешало принять их и пытаться не унижать их гордую расу, особенно если, ни одного ее представителя нет рядом, чтоб отстоять свою честь и честь собратьев. Гилиас осознавал, что это не правильно, но все, же скрытый червь обиды точил сознание, мешая, ему относиться к гномам как относятся все остальные. Лучшим выходом из ситуации он решил, будет смена темы, а вступить в конфронтацию с другом накануне грядущего веселого вечера, как-то не хотелось. Выбивая ковер, Гилиас обратился к Бриану, выносящему мусор из дома:
