Был Григорий одним из тех зэков, кому после освобождения на руки выдали бумажку, в которой значилось, что проживать в Москве, по старому месту жительства он больше не имеет права. Вместо этого ждёт его прописка за 101-ым километром. Самому Гришке, сказать по совести, было всё равно где селиться, а вот Аньке – его нынешней зазнобе – наверняка, это должно было не понравиться. Так думал Гришка, распихивая по карманам свой нехитрый скарб – старые дедовские часы с малость поржавевшей крышкой да документы, выданные ментами при освобождении. Анна, на удивление, ничего не сказала, только вздохнула горестно и отправилась вслед за суженым. В дороге к месту их поселения выяснилось, что она беременна. «Вот как раз соплей мне и не хватало!» – чертыхнулся про себя Григорий, но вслух говорить ничего не стал, только криво ухмыльнулся, вспомнив коронную фразу Сагала, соседа по камере – «Поздно пить „Боржоми“, коль почки отвалились».
Поселили Григория с Анной в комнате размером девять квадратных метров, с «удобствами» на улице – деревянный перекошенный сортир, который словно сторожевая башня, возвышающаяся на пригорке, находился на приличном расстоянии от их нового жилища. В барачном коридоре смачно воняло свежим перегаром и керосином от коптившего рядом с соседней дверью керогаза.
– Гришенька, как же мы тут ютиться-то будем с ребёночком? – тихо спросила Анна, присев на скрипучую отвисшую сетку поржавевшей железной кровати, оставленной, видимо, бывшими жильцами.
– А ты что думала, тут тебя хоромы ждут? Надо было прикинуть для начала куда едешь. Если чего не нравится – я не держу, – ответил Григорий и ушёл знакомиться с «местной братвой». Вернулся лишь на третий день, заросший, злой и изрядно подвыпивший. На Анну даже не глянул, упал на кровать, повернулся лицом к стене и уснул.
И потекло для Анны время, словно неспешная равнинная речка.
Народившегося по весне малыша назвали Анатолием. К Новогодним праздникам мальчонка уже неуверенно шлёпал по дощатому полу, мытому Анной ежедневно. Григорий внимания на сынишку не обращал вовсе, словно и не было мальчика в его жизни. Возвращаясь домой с каждым днём всё позднее и позднее, он садился за стол и подолгу хмуро глядел на улицу. «Чего ты видишь там, Гриша? – спрашивала его Анна. – Темно же, ничего не разглядеть». Григорий отрывал хмурый взгляд от окна и огрызался, мол, не её это, Анькино, дело. Анна замолкала, уходила в себя, ложилась на топчан, прижимала к груди спящего сына, и тихо плакала о своём несбывшемся замужнем счастье. Так продолжалось изо дня в день, из года в год. Толик тем временем рос…
Однажды Григорий пропал. Дома с неделю не появлялся. Анна по мужу не горевала, не искала его. Долгие зимние вечера проводила в компании с Толиком и соседкой Натальей. Женщины вязали, а Толик бегал по комнате с деревянным пистолетом, время от времени выскакивал на середину, кричал громко и пронзительно: «Руки вверх». Женщины смеялись, откладывали в сторону вязание и поднимали руки.
– Ань, я вчера в магазине в очереди стояла, слыхала, что в городе сберкассу грабанули.
– От кого слыхала? – без интереса спросила Анна.
– Бабы за спиной шушукались, – пожала плечами Наталья. – Ань, а если Гришка потому домой и не идёт? А?
– Знать ничего не хочу, – твёрдо ответила Анна.
– А если вовсе не придёт? – пытала соседку Наталья.
– Чёрт с ним, лучше бы и не приходил, – в сердцах ответила ей Анна. – Если мы ему не нужны, то и он нам не нужен. Да и не хочу я о Гришкином житье-бытье думать, мне Толика поднять надо.
– Может тебе в Москву, к родителям, вернуться? – предположила Наталья.
– А ты откуда узнала, что я москвичка? Я, вроде, тебе не рассказывала.
– Ой, Анька, нашла чего скрывать. Тут доносчик на доносчике сидит и доносчиком погоняет.
– Плохие твои доносчики, – огрызнулась Анна.
– Это ещё почему?
– Потому как не всё до тебя донесли, оттого и задаёшь глупые вопросы.
Наталья замолчала, принялась сосредоточенно вязать носок. Анна поглядела на сына, который сидел на полу и тёр кулаками глаза.
– Всё, расходимся. Спать пора. Завтра довяжем.
Уходя, Наталья остановилась у двери и обернулась. Смерила соседку взглядом и проворчала:
– Скрытная ты больно, Анька. Зря ты так. Одиночкой сложно в волчьем логове выжить. Поймёшь рано или поздно, придётся к какой-нибудь стае прибиться. Не ошибись только.
Григорий явился домой через месяц. Рано поутру постучал в окошко. Анна вздрогнула во сне, но не испугалась, словно сердцем почуяла, что не чужой человек за окном притаился. Не зажигая свет, шторку отдёрнула. Григорий махнул ей рукой, мол, открывай. Словно ловкий форточник, он ввалился в дом через окно. В сторону жены даже не поглядел, вместо «здравствуй» только и прошипел:
– Уйду, дорожку за мной почисти.
– Это ещё зачем? – не поняла Анна.
– Следов чтобы не было, дура! И про мой визит молчи. Сдашь мусорам – убью. Вкурила?
Слово «дура» неприятно резануло слух, отвыкла Анна за долгое время отсутствия мужа к такому обращению. Толик, спавший на топчане, проснулся, закапризничал.
