Восемнадцать лет назад Елена хотела умереть – не проснуться с утра, попасть в аварию или нечаянно выпасть из окна – ей было все равно. Даже неизлечимая болезнь была для нее в то время предпочтительнее дальнейшей жизни. Невозможность заниматься тем, из чего прежде состояли ее дни, давила со всех сторон, лишая смысла вещи, которые раньше она считала вполне обыденными, даже не замечая их. Встать, умыться, почистить зубы, расчесать волосы – с этим она еще кое-как справлялась. Потом становилось труднее. Застилать постель она могла по часу, о том, чтобы позавтракать, не могло быть и речи – пища вызывала брезгливое отвращение. Мысли о домашних делах вселяли страх, ведь даже просто сменив одежду, Лена чувствовала себя так, как будто вскопала в одиночку картофельное поле. Она включала телевизор, но, как ни пыталась, ничего не могла понять. Лица виделись ей туманными пятнами, голоса казались невнятным бормотанием. День превращался в ожидание позднего вечера, когда возвращался с работы муж. Лена пробовала мобилизоваться, и иногда у нее получалось сделать вид перед ним, что она чем-то занята. Она брала в руки книгу, стараясь сосредоточиться на чтении, но, в основном, он заставал ее сидящей на кухне, пустым взглядом уставившуюся в телевизор.
В диком одиночестве проходили недели, но мало-помалу Лена начала оживать – молодость отвоевывала позиции у болезни и депрессии. Она замечала, что сегодня ей потребовалось немного меньше сил и времени, чтобы заправить постель, вдруг она захотела съесть зеленое яблоко, привести себя в порядок, прочитать статью в газете.
Примерно через полгода своего затворничества она вышла на улицу, робкими шагами ступая по краю тротуара, под сенью домов дошла до детской площадки, присела на замерзшую лавочку. Наблюдая за маленькими детьми, копошащимися в снегу, она сообразила, что сегодня впервые с утра не подумала о смерти. Ее мысли были заняты тем, где найти сил, чтобы одеться и выйти на улицу. Лена больше не могла оставаться в четырех стенах, и, если уж она не умерла, то нужно было возвращаться к жизни.
Окружающее пугало, казалось, что все прохожие смотрят с осуждением и говорят ей вслед разные гадости, а проезжающие мимо машины норовят ее раздавить. Лена боялась, что кто-нибудь обратится к ней, ведь ответить она не смогла бы, даже если бы очень сильно захотела – голос не желал подчиняться ей.
Висящие низко над головой тяжелые темные тучи накатывались прямо на нее, сдавливая со всех сторон. Их очертания напоминали отвратительных чудовищ из ее жутких снов. Огромные когтистые лапы тянулись к ней, и Лена в ужасе спрятала лицо в ладонях.
Она пришла в себя от неожиданного мягкого толчка в спину – детишки попали в нее снежком. Их звонкие веселые голоса звучали успокаивающе. Подняв голову, она увидела, что тучи немного рассеялись, и на небе показалось холодное мутное зимнее солнце. Лена посчитала это знаком. Солнце – символ жизни, уничтожитель мрака. Возможно, когда-нибудь ее жизнь наполнится светом. Пусть неясным и тусклым, но на сегодня этой надежды ей было достаточно, чтобы выстоять.
Молодой и крепкий организм взял свое – Елене стало лучше. Постепенно ее жизнь входила в прежнее русло и, хотя радости она больше не приносила, у Лены появились силы, чтобы продолжать существование. Она научилась жить с постоянной тревогой и страхом, пряча свои мучения за внешней холодностью и строгостью. Каждый день она ставила перед собой посильные задачи, сосредотачивалась на их выполнении, отгоняя тем самым от себя надвигающуюся тоску. Но с воспоминаниями она ничего не могла сделать. Они существовали в отдельной плоскости и часто некстати обрушивались на нее, заставляя раз за разом переживать свое унижение. Она была запаяна в свое одиночество, как в кокон, и тот, на чью поддержку она рассчитывала, даже не постарался понять ее, а наоборот, раскрылся с такой стороны, о наличии которой Лена раньше и не догадывалась. Оказалось, что ее любовь, нежность и доверие – совсем не то, что нужно самому дорогому и близкому ей человеку.
Но чем очевиднее проявлялись его безразличие и жестокость, тем выше она поднимала голову. Она решила, что никому в этой жизни не удастся сломить ее.
Огромная четырехкомнатная квартира с высокими потолками в историческом центре города, загородный дом, высокооплачиваемая работа, примерная семья – муж, дочка…
Со стороны жизнь Елены выглядела идеально. Ей было доступно то, о чем многие не могли и мечтать. В свои тридцать восемь лет Елена выглядела превосходно – густые черные волосы, которые унаследовала и дочь, всегда аккуратно уложены, минимальный макияж, ухоженные руки. Большие карие глаза смотрели всегда чуть надменно, губы были пухлыми и яркими от природы, Елена лишь чуть-чуть касалась их помадой натурального цвета. Она всегда использовала только очень дорогую косметику хорошего качества. Тон для лица скрывал мелкие недостатки, делал кожу фарфоровой, а светлые бежевые тени были практически не видны на веках, но глаза казались глубже и выразительнее. Природа наделила ее хрупкой фигурой, которая не менялась со временем, и одежда безупречно сидела на ней. Лена со вкусом подбирала вещи, никогда не допуская даже легкой небрежности. Юбки и брюки – идеально отглажены, блузки – белоснежные, а не кремовые, никакой синтетики, только натуральные ткани. Женщины в рабочем коллективе удивлялись, как ей удается неизменно выглядеть ухоженной, ведь во всеми случаются мелкие неприятности – кофе капнул на светлую блузку, порвались колготки, к концу рабочего дня появились влажные пятна подмышками, да мало ли что еще… На такие случаи у Лены в рабочем шкафу висел запасной комплект одежды, а в ящике стола было припрятано несколько пар новых колготок. В тумбочке она держала отпариватель и губку с кремом для обуви. В отличие от других женщин, разрывающихся между домом и работой, у которых не хватало вечером времени на приготовление наряда на завтра, одевающихся утром впопыхах в первое попавшееся, у Лены всегда этого времени было много. Готовила она редко, а на уборку тратила не более часа в неделю. Не составляло труда убраться на двадцати квадратных метрах. У нее имелась возможность часами отглаживать свой гардероб и заниматься собой. Однако в ее образе не хватало женственности и самобытности, он был слишком деловым и скучным – никаких ярких штрихов, а из украшений – только строгие дорогие часы и золотые серьги-гвоздики.
