— Джингл-беллс, джингл-беллс, — напевала Николь и намывала себя дорогущим, особо ароматным мылом.
И при этом и правда внутри вся почти звенела, как те новогодние колокольчики! От восторга и предвкушения. Ее — незаметную, далекую от модельной внешности девушку — пригласил на свидание самый красивый парень с их курса! В планах было посещение кафе, а потом поход в кино. Что будет дальше, Николь старалась не загадывать, но в действительности, убеждая себя, что ничего «такого» не ждет, занималась наивным самообманом. Потому как дорогущее мыло было вынуто с полки, где хранилось для особых случаев, далеко не случайно. И далеко не случайно им были промыты с особой тщательностью все складочки между ног… Кто знает? А вдруг кто-то захочет Николь там… поцеловать?
От одной этой мысли стало жарко. Николь засмеялась смущенно, стыдясь себя и своих глупых надежд, и, торопливо смыв с себя пену, выключила воду. И тут же стало ясно, что где-то в квартире разрывается телефон. Причем мелодия — зубодробительный истеричный ритм — со всей очевидностью указывала, что звонит кто-то с работы. Ну что там еще? Даже в законный выходной — всего один в неделю, между прочим! — и то покоя нет. Дурдом какой-то!
Николь завернулась в полотенце и, скользя мокрыми, только что тщательно отполированными пятками по старенькому линолеуму коридора, помчалась на кухню, где на столе, медленно сползая от вибрации к краю, вопил мобильник.
— Николь! — тут же гаркнула ей в ухо ее сменщица Полетта и даже закашлялась от эмоций. — Николь! У меня течка началась! Мик отпросился с работы и едет. А у Питера, похоже, температура! Я ему уже звонила. Он дорабатывает смену и домой — болеть. Так что выручай!
Бли-ин… Николь даже зажмурилась и замотала головой, мгновенно ощутив себя боксером, которому по физиономии прилетела здоровая плюха.
Твою-то маму…
Отказать Полетте было нельзя. Во-первых, потому что Николь вообще не умела это делать. А во-вторых… Во-вторых, просто нельзя и все тут. Полетта была чистокровной волчицей-оборотнем, а ее муж Мик — таким же обычным человеком, как и сама Николь. В этом, возможно, и крылась причина, по которой пара уже не первый год пыталась зачать ребенка, но ничего у них пока не получалось. Хотя и у самой Полетты течки, во время которых волчица только и могла понести, были слабыми и нерегулярными. Врачи вообще сомневались, что она сможет забеременеть, но Мик не унывал и любимой жене не позволял, и все, кто их знал, всякий раз держали за них кулачки, когда течка к Полетте все-таки приходила.
На работе было всего трое администраторов: Полетта, Питер и сама Николь. Посменно они принимали заказы на изготовление и доставку вкуснейших кондитерских изделий, которые делали повара пока небольшой, но бурно развивающейся фирмы Катрины Дарт… Ну, то есть, в недавнем прошлом Дарт, а теперь — Делардье. Катрина вышла замуж, найдя свою истинную пару, и теперь ходила кругленькой в ожидании первенца, но при этом совершенно не собиралась передавать дела своей компании кому-то другому. Или тем более продавать ее.
И при этом ей было плевать, что муж — миллионер и самодур — рвет и мечет по этому поводу. Муж — мужем, а своя собственная фирма — своей собственной фирмой. А что рвет и мечет, так помечет и перестанет. А не перестанет, так Катрина тоже умеет рвать и метать ничуть не хуже. В этом месте рассуждений, которыми хозяйка кондитерской время от времени делилась с особо приближенными сотрудниками, Николь всегда кивала. Потому как на своей шкуре знала, что это правда истинная. В делах, если они вдруг начинали идти как-то не так, Катрина становилась настоящим монстром. И тогда очередные плюхи «прилетали» всем.
— Плюхи-плюхи-плюшечки, плюшечки-фигушечки, — пропела Николь растерянно и сама себе показала фигу, потому как было предельно ясно, что вместо кафе и кино она получит только эту комбинацию из пяти пальцев.
Вопрос «как быть?» даже не возник. Придется ехать на работу. Которую, надо сказать, она, несмотря ни на что, любила. Ей нравилось все: и коллектив, и график, и даже то, чем занималась компания Катрины. Торты, пирожные, блинчики, пончики, булочки, печеньки и те самые сладкие плюшечки-фигушечки с корицей и изюмками, которые Николь только что и поминала всуе. И по понятной причине. Плюшечки эти — маленькие, аккуратные и невероятно ароматные — она просто обожала. А потому и не могла похвастаться модными нынче тощими бедрами, ногами-палочками и запавшими щечками а-ля «мумия фараона». Николь была из числа тех, про кого говорят — кровь с молоком. Очень светлая блондинка с голубыми глазами, чуть широковатым носиком-картошкой и яркими улыбчивыми губами. Белокожая, немного полноватая, но не рыхлая, а, наоборот, подвижная и крепкая, как осеннее яблоко. Себя она считала… симпатичной. Очень даже симпатичной. И, кажется, это мнение не было совсем уж безосновательным — ведь пригласил же ее на свидание сам Фредерик Смит!
И вот теперь это самое свидание стремительно и неумолимо накрывалось медным тазом. И звенели для бедной Николь уже не чудесные рождественские колокольчики, а именно этот самый таз, сброшенный ей прямо на голову злодейкой судьбой.
