Ньюпорт, Род-Айленд,
семнадцать лет назад
Мы играем в любимую игру Сюзи: я – владелица магазина, а сестренка исполняет роль покупателя. Ее плюшевые игрушки по очереди заходят в мою лавочку и приобретают самые разные товары (из тех вещей, что находятся в спальне). Я же притворяюсь, что не горю желанием ничего продавать.
– О нет, сэр, – говорю я с притворной обидой. – Никак не могу продать вам пару носков – в нашем магазине их нет. Наверное, вы перепутали: вам нужна соседняя лавочка – там найдете сколько угодно.
– Я ведь вижу, здесь есть носочки! – густым басом возражает игрушечная овечка и кивает в сторону открытого ящика комода.
– Это не на продажу, – осаживаю я покупателя. – Не продаются ни за какие деньги.
– Но… мне нужны носочки, а здесь магазин! – мило шепелявит Сюзи.
– Это особенные носки, часть нашей драгоценной коллекции, которая останется для будущих поколений.
Сюзи хихикает и дергает одну из белокурых косичек, которые я заплела ей сегодня утром: сестренка хотела быть похожей на Хайди из новой книжки. Левая косичка еще держится, а правая почти распустилась – Сюзи постоянно с ней играет.
– Сэффи, – упрекает меня сестра, – ты должна продать мистеру Овечке то, что он просит.
Вечно она выходит из роли. Любит мной покомандовать, каждый раз говорит, что я играю неправильно. У нее в голове собственные правила, и в отличие от тех игр, которыми занимаются взрослые, я затрудняюсь определить – какие именно и как они поменяются в следующую минуту. На самом деле поэтому я и люблю с ней играть. С Сюзи не соскучишься.
– Овечка должна попросить товар, который я смогу продать, Сюзи-сан.
Домашнее прозвище для сестры выбрано не случайно – Гарольд оплачивает нам преподавателя японского языка, платит и за многое другое.
– Если я не могу купить особенные носки, – продолжает Сюзи голосом мистера Овечки, – тогда продай те, которые на тебе.
– Вот эти? – Я с негодованием вытягиваю ногу и шевелю пальцами. – Они мои. Без них я замерзну.
– А я требую!
– Сколько же ты заплатишь?
Сюзи морщит лоб – думает.
– Пятьсот долларов.
– Меньше чем за пятьсот долларов и пятьдесят центов не уступлю.
– Давай за пятьсот долларов и восемнадцать центов.
– Продано!
Я снимаю розовые носки с изображением кошечки Китти[1]. Мне они не по возрасту, да и маловаты – нога за лето выросла аж на два размера. Тщательно разглаживаю – чтобы ни морщинки – и скатываю, придав им форму швейцарского шоколадного батончика.
– Только не надо снова говорить, что у тебя нет с собой денег, мистер Овечка.
Потираю пальцами в универсальном жесте: гони наличные!
– Мисс Сьюзан… – подает голос появившаяся у двери Мэг. – Ваш отец просит, чтобы вы поплавали с ним в бассейне.
Моя рука со скрюченными пальцами повисает в воздухе.
– Хорошо, – отвечает Сюзи.
Поднимается, бросив мистера Овечку на пол, застеленный небесно-голубым ковром, по которому плывут белые облачка. Ковер выбрала я, когда в спальне сестры сделали ремонт: пусть воображает, что ходит по воздуху, пусть хотя бы одна из нас будет счастлива и беззаботна.
– Нет! – говорю я.
– Но я люблю плавать, – спорит Сюзи.
Любит, это правда. И плавает неплохо. Сама учила, когда Гарольд уезжал. Наш бассейн – отличное место, и в моих бедах он нисколько не виноват. Просто часть дома, которая сама по себе не может быть хорошей или плохой, – смыслом ее наполняет то, что там происходит.
– Ты простудишься, – возражаю я. – Снова заболеешь, так что это не лучшая идея.
Мэг исчезает за дверью – ее функция выполнена, сообщение передано. С тех пор, как умерла мама, прислуга обрела свойство таять в воздухе. Изо всех сил старается не замечать очевидного.
– Но папа…
– Скажу Гарольду, что у тебя насморк. Сядь, посмотри «Русалочку». Лучше с ним поплаваю я.
– Вечно ты одна купаешься с папочкой!
Сестра обиженно оттопыривает нижнюю губу. Щекочу ее, пытаясь развеселить. Ура, смеется, показывая дырку на месте переднего зуба, и по-детски круглое пузико колышется под розовой футболкой. Сюзи шесть лет.
Всего шесть…
А мне было пять.
– Мы с тобой искупаемся попозже, – обещаю я. – Сыграем в Марко Поло.
– Поклянись!
– Если мистер Овечка заплатит за носки, считай, что моя клятва нерушима.
Иду к телевизору, нахожу нужный диск и нажимаю кнопку воспроизведения. Сюзи плюхается в кресло-мешок. Я наклоняюсь и целую ее в идеальный пробор, на который потратила утром немало времени. Какая нежная, невинная у нее кожица…
