– А мы успеем?
– Несомненно.
– А мы точно успеем?
– Точно…
– А мы точно-точно успеем?
– Перестань отвлекать меня, или я пристрелю на ужин тебя!
Майя насупилась и обиженно замолчала.
Яков сузил глаза, которые до этого выпучил, чтобы показать ей, как недоволен, и снова прицелился.
Благородный олень вышагивал по поляне в двухстах шагах от них горделиво, чтобы привлечь внимание самки, которая также паслась рядом.
– Тебе его не жалко? – осторожно поинтересовалась Майя.
– У нас будет много мяса! – откликнулся Яков в полголоса, с явной издёвкой.
– Но у него же есть подружка, – тише прежнего грустно проронила девушка.
– Ты хочешь, чтобы я убил их обоих одной стрелой? – осведомился парень кровожадно и заявил: – Я могу! Пусть только на одной линии с ней встанет.
– Не надо! – завопила Майя, выскочила из зарослей орешника и, маша руками, помчалась к оленям, вопя: – Бегите, бегите!
Через мгновение на поляне остался только раскидистый дуб.
Из него торчала стрела с зелёным оперением[1].
Яков не спеша подошёл к своей шумной попутчице.
Девушка, будто ничего не произошло, развалилась на изумрудном травяном ковре, устилавшем землю под ней, и срывала ягоды с шиповника, который, по чудесному стечению обстоятельств, оказался от неё недалеко, а именно на расстоянии вытянутой руки.
– Я не буду животных есть больше, – сообщила она, как только Яков приблизился и навис над ней крайне угрожающе.
– А что теперь прикажешь делать мне? – спросил парень, всеми силами стараясь сохранить спокойствие.
– Угощайся! – девушка протянул ему продолговатый плод.
Яков молча проглотил эту «пилюлю»…
Чуть позже на огне скворчал, постукивая крышкой, котелок с кашей из кореньев.
Майя, сидя на плоском валуне, угрюмо и остервенело тёрла побуревшие от грязи пальцы мокрой тряпицей – ей уже не нравилась эта Голодайка[2].
Яков слушал как где-то совсем близко, низвергаясь в пропасть, весело журчит водопад.
Выступ, который они выбрали для ночлега, высунулся над лесистой долиной, как Язык тролля[3].
Костёр на его кончике горел ярче заката.
Сиял маяком!
Отбросив тряпицу и мгновенно забыв о ней, Майя с удовольствием обозрела окрестности.
Она была на виду.
Точнее, была бы, если бы хоть кто-то жил в долине.
Но даже олени – те самые двое, спасённые, – пришедшие на водопой к озеру далеко внизу, не заинтересовались ей.
Девушка чуть разочарованно скривила губы: она искала неприятности, а те не хотели отыскивать.
Конечно, можно было спуститься в долину и поискать там, но Майе было лень.
Яков прочитал это на лице её и убеждённо подначил:
– Они тебя там точно ждут. Иди!
– Хочешь меня разозлить? – поинтересовалась Майя, задиристо.
– …сказал дракону рыцарь… Ты меня не пугаешь!
– Ой-ой-ой, обманывай кого-нибудь другого… принцесска!
– Кстати, почему ты… в доспехах? – заинтересовавшись вдруг, спросил Яков, уводя разговор в сторону.
Он хотел спросить: «Почему не в платье?», но запнулся под тяжёлым взглядом девушки и переиначил вопрос.
Майя демонстративно ударила себя в грудь – по кирасе, – и заявила:
– Потому что я – воин!
– Ясно… – буркнул Яков, и, вернувшись к основной теме их беседы, предложил: – Может, всё-таки пойдёшь?
– Они сами к нам сюда придут. Все неприятности!
Яков сразу пошёл на понятную, струхнув:
– Может ты к ним, а?
– Неее… Мы встретим их здесь… Вдвоём… Как настоящая семья… Ты и я.
От этой рифмы Яков нервно глотнул.
Последний раз им пришлось спасаться бегством после такого разговора. Отстреливаясь…
Ещё больше нагнетая обстановку, Майя достала из ножен свой меч, из чехла на поясе – точильный камень, и начала острить и без того опасное с виду оружие.
– Много тварей здесь? – неожиданно задался вопросом Яков, напрягаясь мысленно.
– Вполне достаточно, чтобы не спать спокойно, Сурок, – девушка кольнула его кончиком меча.
Парень нахмурился угрюмо, задумываясь.
– А знаешь… ты права! – медленно начал он, осторожно. – Отец мне рассказывал, сколько чудовищ здесь.
– И сколько? – осведомилась Майя скучающее, скрывая свой интерес.
– Столько, что тебе и не снилось, – посулил Яков, делая честные глаза. – Особенно людоедов.
– Ты специально пугаешь, да? У меня же огрофобия, – девушка насупилась.
– Ты хотела сказать агорафобия[4]? – предельно аккуратно решился уточнить Яков, осознавая, что они оба находятся почти на вершине горы, но проявлений её страха им замечено не было.
– Нет… я огров[5] боюсь очень, – призналась Майя.
– То есть мне не рассказывать?
– Рассказывай!
Яков улыбнулся, надеясь, что блики огня на лице скроют коварный блеск его глаз, но, очевидно, эффект получился обратный: вредная слушательница сразу скептичнейше хмыкнула, и ему пришлось спешно начать вещать, чтобы не смутиться…
Произошло это здесь неподалёку… селения есть на дальнем отроге[6]… Там мальчик пропал. Без спроса в лес ушёл, хворост собрать, и потерялся. Поискали-поискали… и забыли. Так принято у селян: поступай, как заведено, и будет тебе хорошо, а нет – сам виноват… Одна лишь мать плакала о нём… А потом и она пропала, когда ушла на реку бельё стирать. Заподозрили недоброе. Собрались скопом селяне и направились по тропе на хребет. Опять искали, теперь уже двоих. У ручья нашли бельё – не женщину. Побродили вокруг, подумали: снесло от истока вниз по течению. Поднялись выше. Долго шли. Следы увидели, будто кто-то большой мешок тащил за собой. Прошли ещё немного, споткнулись о юбку окровавленную на корне ивы плакучей – подол в потоке плескался. Не по себе им стало – забоялись. Вилы повыше подняли. Потрясают – бодрятся.
