– Что такое цвет?
Цвет похож на жидкую пудру, которую наносят на лицо самые продвинутые девчонки из нашего класса. Цвет мажется по рукам, как сок чистотела, если сломать стебель на сгибе. Цвет можно поймать на кончик кисти, окунув её в солнечный зайчик в стекле старых деревянных рам. Цвет можно нацедить в зелёную бутылку прямо с радуги после весеннего дождя. Дотронувшись до человека, цветом можно испачкаться, как ручкой с потёкшими чернилами, или окраситься, как на фестивале холи. Если знать, где искать, вокруг можно найти множество цветов!
– Света, ты меня слушаешь вообще?
Валерий Николаевич строго смотрит на меня сквозь черепаховые очки.
– Да!
– Хорошо, тогда ответь мне, пожалуйста, что такое рефлекс.
Рефлекс… Что-то биологическое… Эх, прослушала…
Валерий Николаевич качает головой и ставит точку в журнал. Это "жёлтая карточка". Вообще, нам на живописи не ставят оценки, но если мы отвлекаемся или болтаем, то Валерий Николаевич делает отметку в журнале. Если точка превращается в "бочку" – обводится большим кругом, то Валерий Николаевич требует дневник и пишет в нём замечание для родителей.
Но вообще он неплохой учитель, хоть и строгий. Иногда, очень-очень редко, он бывает красным или синим, но никогда – бледно-зелёным. По-моему, люди с бледно-зелёным не должны работать с детьми, это заразный цвет, он разлетается по классу через зевки. В моей новой школе каждый второй учитель – зелёный. Не успеет пройти пяти минут урока – уже все одноклассники позеленели. Хотя бы в художке не так. Ой, надо же слушать!
Когда Валерий Николаевич дал нам задание нарисовать графин с рефлексами от голубого столика и красной драпировки, в класс постучали. За дверями Валерию Николаевичу что-то сказали, и в класс он вернулся с бумагой в руке и с мальчиком.
– Ребята, познакомьтесь. Это наш новый ученик… – Здесь Валерий Николаевич на секунду запнулся, бросив взгляд на бумаги, а я успела рассмотреть новичка.
Он был похож на мужскую версию меня в фейсаппе: такая же бледная кожа, чёрные короткие волосы, тёмно поблескивающие глаза. Чёрно-белый этюд человека, только я хотя бы краской перепачкана и в жёлтой футболке, а этот чудик ещё и вырядился во всё чёрное.
– … наш новый ученик, Светозар, – закончил Валерий Николаевич.
Вот тут-то я не удержалась и хихикнула. Кажется, получилось громче, чем я ожидала, потому что пара ребят обернулись к моему мольберту, Валерий Николаевич нахмурился, а новый парень заметно смутился.
– Светлана, я что-то смешное говорю?
О, если я уже Светлана, то дела мои плохи…
– Если ничего смешного нет, то передай, пожалуйста, мне свой дневник. Светозар, проходи за вон тот мольберт.
Пока Светозар и Валерий Николаевич раскладывали мольберт, я сделала вид, что копаюсь в рюкзаке. Конечно, хитрить плохо, и мама всегда строго учит меня жить честно, без уловок. Но «радовать» её, помимо школьных оценок, ещё и замечанием из художки мне не хочется. Извини, мама, всего один раз за месяц, и никому это не повредит, честно-честно!
На мою удачу как раз сейчас на деревянной ножке мольберта играло пятнышко солнечно-жёлтого. Он-то мне и нужен! Пальцем левой руки я набрала цвета из этого пятнышка и на страничке, куда должно было быть вписано замечание, нарисовала улыбающуюся рожицу. Как раз вовремя, чтобы успеть захлопнуть дневник и передать его в требовательно застывшую надо мной руку Валерия Николаевича.
Дневник отправляется на стол. Сработает, нет? Учитель ходит по студии, раздаёт советы, поправляет кисть. Так, спокойствие. Я погружаюсь в задание и краем глаза слежу за новеньким. Светозар смущается, переливаясь розовым цветом. Я вижу в нём нотки синей грусти и раскаиваюсь за неуместный смешок. Сама же месяц назад стояла перед новым классом, могла бы понять человека! От стыда рисую неожиданно хорошо, и спустя какое-то время слышу за спиной одобрительное хмыканье Валерия Николаевича.
