Жила-была маленькая пятилетняя худышка Пикке – светловолосая, с молочно-шоколадным загаром и ярко-голубыми небольшими, но открытыми глазами. Летом родители Пикке отправились в отпуск. Приехали погостить к бабушке, папиной маме Прасковье Спиридоновне, которая вышла замуж во второй и последний раз за Геннадия Евдокимовича, сельского учителя русского языка, по совместительству директора местной школы. Белоросская деревушка располагалась там, где заканчивался асфальт и начинался песок, волны которого бороздили мотоциклы с люльками и без, грузовики завязали в нём в дождливый день. Вдоль улиц торчали из песка избы-срубы с русскими печами, на которых детям было легко прятаться и тепло спать.
Из-под печи пахло хлебом и молочной кашей, сушеными лесными грибами и травами, а по стенам в виде декора висели косы из лука и чеснока. Всё то, что мы берём в детстве, потом проецируем и несём во взрослую жизнь. С детства у Пикке было ощущение, что ей ничего не нужно от этой жизни, и так все прекрасно, и казалось, что с этим инфантильным чувством она не расстанется никогда.
Это лето было жарким и приятным, Пикке гуляла во дворе, а с нею поросёнок, несколько курочек и два гуся. Во дворе стояла изба с крыльцом, рядом колодец, а напротив большой деревянный сарай, в котором было много сена, соломы, повозка, упряжка и прочий инвентарь для домашнего хозяйства, где ещё помещались вороной, с лохматыми сапожками, конь-тяжеловес Буян, которого запрягали для пашни, пятнистая корова Марта, её теленок и несколько свиней с поросятами. За хозяйственной постройкой раскинулся сад-огород с растущей в песке, как на дрожжах, бульбой[1] да гигантским буряком[2]. Геннадий Евдокимович очень любил варенную бульбу с селёдкой, и бабушка Паша, Прасковья Спиридоновна, часто готовила холодный свекольник или холодник[3], хоть сама и не любила его. Бабушка Паша была с характером, так сказать, много чего не любила, терпела, но не долго, говорила всегда в лоб, но не по лбу, не в бровь, но в глаз. Иногда этим своенравным характером она раздражала Геннадия Евдокимовича. Пикке в силу своего нежного возраста было по барабану, у кого какие отношения, она просто слушала, наблюдала, у неё имелись свои дела во дворе. Она любила находиться там, где её не видно, за домом, где рос сладкий зелёный горошек, около деревянного забора, где можно было свободно петь песенку собственного сочинения на каком-то иностранном, как ей казалось, языке.
– Ух ты ж, какая певица у нас тут появилась! – бросая газету и письмо в почтовый ящик, обращался к маленькой Пикке весёлый почтальон.
Она переставала петь и долго смотрела ему вслед сквозь щели в заборе. В конце улицы начинался сосновый лес с черничными кустами, которые сидели в песке так же, как и всё в округе. В этот лес Пикке ходила на прогулку со старшим братом, а его друзья боялись, что маленькая девочка может разболтать взрослым о том, что мальчишки курят, ведь ей всего пять лет, а им аж по двенадцать.
Слева направо: Пикке, её брат Арелав и двоюродные сестры Анна и Юла.
Брат почему-то не сомневался, что Пикке можно доверять, а она, в свою очередь, была ему признательна за то, что он брал её с собой на прогулку в лес или на речку – купаться и прыгать с «тарзанки» в воду. Другие мальчишки автоматически стали такими же старшими братьями Пикке, они опекали девочку и рассказывали ей об известных им тайниках времён войны, чтобы она окончательно влилась в их стаю. Наевшись до отвала черники или голубики, все вместе они шли на площадку, где местная молодёжь баловалась запрещённой для такой мелюзги, как Пикке, игрой в «ножички». Нож у каждого имелся свой, смысл игры был в том, чтобы он просто воткнулся рукояткой вверх как можно ближе к центру мишени. Так как повсюду были пески, это оказалось действительно непросто. Пикке на эти соревнования вход был запрещён, но ей всё же удалось выманить маленький ножичек у какого-то мальчишки, который, видимо, всё же побаивался, что взрослым станет известно о его увлечении сигарками. С сине-фиолетовым из-за черники ртом довольная Пикке шла домой – помогать своей маме кормить поросёнка. Сидя на крыльце, Пикке с мамой чистила сваренную в мундире мелкую картошку, которую макала в солонку с солью и отправляла в рот то себе, то хрюшке.
