Охотник стоял в десяти шагах от неподвижно лежащего на боку тела девочки. Он смотрел на маленькую худенькую спину, засыпанную рыжим песком, который намел на эту внезапную преграду ветер, никогда не стихающий на пустоши. Светлые, почти белые волосы, очень длинные и удивительно гладкие, тихонько колыхались на ветру.
То, что он видел – исходящее от тела тёплое сияние, слабо мерцающее в опасной темноте – заставляло его сердце биться чуть быстрее обычного. Одинокая и окутанная невидимым саваном, она удивительным образом преображала пространство вокруг себя, и это зрелище завораживало…
На вид девочке было лет десять, не больше.
Мужчина смотрел на неё, как на нечто диковинное (и это действительно было так), но его взгляд был непроницаем. По этим глазам невозможно было понять, о чём он думает. Он уже знал, что увидит, если подойдёт ближе. Обычно охотнику не было никакого дела до того, как умирают другие: на подобное он успел насмотреться вдоволь за всю свою долгую проклятую жизнь. Но сейчас ему почему-то смотреть не хотелось.
Совсем не хотелось.
Тихо. Ни шороха в пустынной ночи. Охотник слышит своё спокойное ровное дыхание.
Её волосы соскользнули с острого плечика на песок от внезапного и резкого дуновения, открыв его взору грязную майку, слишком свободную для такого худого тела, однако, целую, без единой дырочки. Непонятного тёмного цвета штаны с ободранными снизу краями не доходили до тонких щиколоток. Они были ей маловаты: слишком сильно штанины обтягивали почти костлявые детские ноги. Обуви не было. Босые грязные ступни прижаты одна к другой. Видимо, ей было холодно. Вся её поза – поза сжавшегося в утробе младенца, прижимающего руки к вспоротому пустому животу (даже не глядя, охотник знал это) – говорила о том, что в последние минуты своей короткой и бесполезной жизни ей было холодно, больно и страшно.
Пытаясь понять, как она попала сюда, мужчина огляделся в поисках ориентиров. До ближайшего подземного людского убежища, города Урбана, ночь пути. Если без отдыха идти на восток по караванной тропе через зыбучие пески, можно успеть и за половину времени, но вряд ли эта маленькая худенькая девочка знает этот путь. Слева, на западе, выглядывая из-за горизонта, торчали искорёженные пики Семипалой горы, около которой доживали свои последние годы руины прошлого – разрушенные города, почти поглощённые красной пастью уродливой пустыни. Его собственное убежище ждало впереди, на севере, идти до него осталось всего ничего, как раз можно было успеть к восходу, до того, как солнце сначала изжарит его как нерасторопную ящерку, а потом иссушит останки в пыль. Только идти предстояло медленно, отчасти соблюдая осторожность, чтобы не нарваться на хищников, блуждающих в ночи в поисках человеческой еды, скрываясь за острыми, уходящими в небо, словно серый омертвевший лес, валунами. Отчасти из-за добычи, оттягивающей пояс увесистым грузом. На юге, там, откуда он возвращался, лежали обширные и богатые охотничьи угодья, маскирующиеся под безжизненную плоть земли. Пусть вид этой тихой черной пустыни – пустоши, как назвали эти высушенные гиблые пространства люди, не обманывает вас. Неподготовленный человек даже не успеет разглядеть смертельной опасности, подстерегающей его тут и там, за каждым валуном, за каждой дюной. И даже те, кто выбрал путь охотника для выживания в этом новом безумном мире, иногда не возвращаются.