Читать онлайн полностью бесплатно Николай Александрович Лейкин, Иван Андреевич Крылов - Песнь о собаке. Лучшие произведения русских писателей о собаках
© «Центрполиграф», 2023
Вступление от издательства
На протяжении вот уже многих тысяч лет собаки живут рядом с людьми. История взаимоотношений человека с собачьим родом сложна и переменчива. Большие и маленькие, гладкие и лохматые, добрые и злые, они охраняют наши дома, служат помощниками на охоте, возят грузы на Севере, скрашивают жизнь одиноких людей, играют с детьми. Было время, когда собаки безропотно отдавали свою жизнь на благо науки, летели в космос…
Сегодня численность собачьего населения очень высока, великое множество пород позволяет каждому подобрать питомца исходя из своих запросов: кому-то гламурный крошечный йоркширский терьер, а кому-то огромный брутальный мастиф, сторонники подвижного образа жизни выбирают неутомимых хаски, а ленивые домоседы – аристократов собачьего мира английских бульдогов. Работает целая индустрия по производству аксессуаров, нарядов, косметики и кормов для наших любимцев, огромное количество ветеринарных врачей и спа-салонов готовы оказать услуги вашему псу.
А как жили собаки совсем недавно, лет сто назад? Каково было их житье? Об этом мы можем узнать из произведений русских писателей, ведь многие из них обращались в своем творчестве к «собачьей» теме.
Предлагаем вместе с нами вспомнить рвущую душу историю тургеневской Муму и ощутить холодок между лопатками от его мистической истории «Собака». Перечитать чеховскую «Каштанку» и порадоваться за белого пуделя Арто, о котором рассказал Куприн. Прожить «пёсью жизнь» вместе с Полканом Лейкина и удивиться мужеству маленького Тёмы, спасающего своего друга Жучку. А еще мы попросим вместе с Есениным лапу у легендарной собаки Качалова и обязательно уроним слезу после его «Песни о собаке»…
Книга будет приятным подарком всем любителям собак независимо от возраста, а также ценителям русской прозы и поэзии.
Проза
Николай Гарин-Михайловский
Тёма и Жучка
Ночь. Тёма спит нервно и возбужденно…
Неясный полусвет ночника слабо освещает четыре детских кроватки и пятую большую, на которой сидит теперь няня в одной рубахе, с выпущенной косой, сидит и сонно качает маленькую Аню.
– Няня, где Жучка? – спрашивает Тёма.
– И-и, – отвечает няня, – Жучку в старый колодезь бросил какой-то ирод. – И, помолчав, прибавляет: – Хоть бы убил сперва, а то так, живьем… Весь день, говорят, визжала, сердечная…
Тёме живо представляется старый заброшенный колодезь в углу сада, давно превращенный в свал всяких нечистот, представляется скользящее, жидкое дно его, которое иногда с Иоськой они любили освещать, бросая туда зажженную бумагу.
– Кто бросил? – спрашивает Тёма.
– Да ведь кто? Разве скажет!
Тёма с ужасом вслушивается в слова няни. Мысли роем теснятся в его голове, у него мелькает масса планов, как спасти Жучку, он переходит от одного невероятного проекта к другому и незаметно для себя снова засыпает. Он просыпается опять от какого-то толчка среди прерванного сна, в котором он все вытаскивал Жучку какой-то длинной петлей. Но Жучка все обрывалась, пока он не решил сам лезть за нею. Тёма совершенно явственно помнит, как он привязал веревку к столбу и, держась за эту веревку, начал осторожно спускаться по срубу вниз; он уж добрался до половины, когда ноги его вдруг соскользнули, и он стремглав полетел на дно вонючего колодца. Он проснулся от этого падения и опять вздрогнул, когда вспомнил впечатление падения.
Сон с поразительной ясностью стоял перед ним. Через ставни слабо брезжил начинающийся рассвет.
Тёма чувствовал во всем теле какую-то болезненную истому, но, преодолев слабость, решил немедля выполнить первую половину сна. Он начал быстро одеваться… Подошел к няниной постели, поднял лежавшую на полу коробку с серными спичками, взял горсть их к себе в карман, на цыпочках прошел через детскую и вышел в столовую. Благодаря стеклянной двери на террасу здесь было уже порядочно светло.
В столовой царил обычный утренний беспорядок – на столе стоял холодный самовар, грязные стаканы, чашки, валялись на скатерти куски хлеба, стояло холодное блюдо жаркого с застывшим белым жиром.
Тёма подошел к отдельному столику, на котором лежала кипа газет, осторожно выдернул из середины несколько номеров, на цыпочках подошел к стеклянной двери и тихо, чтобы не произвести шума, повернул ключ, нажал ручку и вышел на террасу.
Его обдало свежей сыростью рассвета.
День только что начинался. По бледному голубому небу там и сям точно клочьями повисли мохнатые, пушистые облака. Над садом легкой дымкой стоял туман. На террасе было пусто, и только платок матери, забытый на скамейке, одиноко валялся…
Он спустился по ступенькам террасы в сад. В саду царил такой же беспорядок вчерашнего дня, как и в столовой. Цветы с слепившимися перевернутыми листьями, как их прибил вчера дождь, пригнулись к грязной земле. Мокрые желтые дорожки говорили о силе вчерашних потоков. Деревья, с опрокинутой ветром листвой, так и остались наклоненными, точно забывшись в сладком предрассветном сне.
Тёма пошел по главной аллее, потому что в каретнике надо было взять для петли вожжи. Что касается до жердей, то он решил выдернуть их из беседки… Каретник оказался запертым, но Тёма знал и без замка ход в него: он пригнулся к земле и подлез в подрытую собаками подворотню. Очутившись в сарае, он взял двое вожжей и захватил на всякий случай длинную веревку, служившую для просушки белья.
