В одном небольшом захолустном городке жил-был старый пёсик. Ни к какой особенной породе он не относился и был не то, чтобы совсем уж крохотным, но всё равно махоньким – в длину чуть больше полуметра и росточком до человеческого колена на ладонь не дотягивал.
Давным-давно, в молодости, его покрывала оранжевая, длинная пушистая шерсть. Гладкая на голове, она топорщилась на щеках мохнатыми кустиками. Кончики маленьких мягких тёмно-коричневых ушек висели чуть вперёд и вбок. На лбу темнело продолговатое пятнышко, нижним тонким краешком разделяя большие, добрые карие глаза. Чёрная мордочка снизу светлела, переходя в белые воротничок с манишкой. Белые пушистые лапки одевались сзади широкими меховыми штанами. Хвостик, завёрнутый в кольцо, напоминал пышное опахало с жёлтым основанием и белым махровым верхом. Когда пёсик приветливо помахивал им, шелковистая шерсть колыхалась красивой волною. Пёсик быстро бегал на своих маленьких ножках семенящей рысцою; из-за его белых-белых лапок казалось, что он бежит босиком. Голос у него был задорный, звонкий, а нрав открытый и незлобивый.
Ещё пёсик умел улыбаться. Не только глазами и хвостом, как умеют почти все собаки. Нет, он улыбался по-другому, совсем как человек, растягивая губы и морща нос. Людям, впервые увидевшим его улыбку, могло показаться, что пёсик хочет зарычать и ощеривается. Но уже в следующее мгновение, по доброму искреннему взгляду тёплых собачьих глаз, по плавным частым взмахам пушистого хвоста, становилось ясно – пёсик просто улыбается. При этом он еще издавал однотонный радостный звук, временами прерывая его звонким приветливым лаем. И тогда на лицах людей тоже невольно появлялась добрая улыбка…
Безжалостные годы не прошли стороной – теперь лишь с немалым трудом можно было узнать прежнего красавца в старой облезлой собачке. Прекрасная длинная шерсть пёсика свалялась, местами вылезла; вместо пушистой, оранжевой и белой, стала грубой, серо-жёлтой. Уже нельзя было различить ни воротничка, ни манишки, ни белых лапок. Вся она приобрела цвет грязного песка, стала короткой и жёсткой, словно стёртый войлок.
На спине пёсика выделялась большая чёрная латка голой шелушащейся кожи, с редкими, едва заметными, рыжими волосками. То была память о том, как пару лет назад большая злая собака страшно погрызла его. Пёсик тогда очень тяжело болел, длинная рваная рана загноилась… Нестерпимо мучаясь, он изо всех сил тянулся зализать её, но не мог – рана была у самой передней лопатки. И пёсик, пытаясь хоть как-то облегчить боль, рвал у себя на спине шерсть там, где доставал, вдоль хребта и на рёбрах. Он тогда едва-едва выжил…
Хвост пёсика, из завёрнутого кольцом роскошного веера превратился в маленький согнутый облезлый стебелёк. И только на голове шерсть не потеряла прежних оттенков, разве что вокруг усов появились седые пятна. По-прежнему висели чуть вперёд и в стороны кончики мягких ушек, всё также чернел носик, но глаза, тронутые выцветающей голубизной, смотрели невесело и печально. Раньше пёсик бегал очень быстро, а теперь просто семенил трусцою. И уже никогда-никогда не улыбался…
