1. ГЛАВА 1. Первым делом учеба
— Я тебя люблю, Юль.
Ветрова неохотно оторвала взгляд от тарелки, по которой уныло возила гречку. Перед ней стоял мальчишка – по-другому и не скажешь. Стоял, сжимая в руках пачку конфет с красным бантом сверху и протягивал это добро Юльке. Точно ей, ведь рядом даже никого не было, да и столовая еще пустовала – основной наплыв здесь после третьей пары, а пока затишье.
Девушка хотела рассмеяться – ситуация со всех сторон комичная, но вдруг передумала. Что-то во взгляде этого явно первокурсника ее остановило. А взгляд у него был тот еще… серьезный такой, темный. И губы поджаты так сурово, и брови светлые сдвинуты! Если бы не это чересчур серьёзное выражение лица, он был бы симпатичным, даже красавчиком – весь такой голубоглазый блондин, высокий и плечистый. Хотя курсантская форма на нем все равно подвисала, как и на остальных первокурсниках.
— Головой ударился, мальчик? — спросила наконец Ветрова.
— Нет, — он положил перед ней конфеты. — Сегодня день Святого Валентина, вот я и… в общем, решил сказать.
Он совсем не смущался и смотрел так прямо и уверенно, что это неожиданно смутило саму Юльку. Она глянула на конфеты, потом на парня, а потом опять на конфеты. Как-то странно это все. Не сказать, что Юльке не признавались в любви – признавались, но чтобы вот так… ни разу. Хотя что с первокурсников взять? Странные персонажи, вечно готовые отколоть что-нибудь эдакое вроде танцевального номера в одних трусах.
— Это какой-то спор? — уточнила она. — Потому что если спор, лучше закончить его прямо здесь. За конфеты спасибо, это мои любимые, но начнешь доставать с глупостями – пожалеешь. Усек?
— Это не спор. На любовь спорят только дебилы.
— Не могу не согласиться.
— Можно я с тобой сяду? — вдруг спросил парень.
Юльке было тоскливо одной – это правда. Канули в лету те времена, когда они, хохоча без умолку, заваливались на обед с девчонками и садились за любимый стол вместе. Нет, с подругами Ветрова поддерживала связь и видела их каждый день, но пары у них теперь не совпадали, да и вообще… они-то уже третьекурсницы, а она болтается на втором. Опять. Потому что в голову ей взбрело перевестись на другую специальность, и с этим переводом свалилось на Ветрову столько трудностей, что она не смогла все разгрести и за полгода. А света белого не видела и вовсе почти год. Из ее жизни ушли увеселения, дружеские посиделки и глупости, осталась только мечта.
Летать.
— Прости, приятель, но нет, — вздохнула Ветрова и указала на разложенные по столу тетради. — Мне готовиться надо.
Раньше она бы не упустила шанс позабавиться над незадачливым первокурсником, просто потому что… ну кто так делает? Подкатывает с конфетами и сразу вдруг любовью и серьезными взглядами. Такие странные истории всегда забавно обсудить с подругами, тем они и ценны, но… ныне реальность у Юльки такова: все смешные (в основном не очень) истории связаны с учебой, хвостами, пересдачами и только.
— Готовиться к чему?
— К авиационному английскому.
— Хочешь, я помогу?
— Ты? — хмыкнула Ветрова.
— Я несколько лет жил в Остине, — сказал он так, словно в этом не было ничего особенного. А Юлька поняла, что ее смущало в его речи – то был акцент. Почти неуловимый, но неправильность все же ощущалась. — С мамой. Но она вышла замуж и отправила меня отцу, а он… в общем, отсюда.
— Ценная информация, но я, пожалуй, все равно откажусь.
— Как хочешь. Но если что – в открытке есть мой номер телефона. Запиши себе. Я приду на помощь в любое время. Хоть ночью! И все сделаю для тебя. Все, что захочешь!
Ветрова честно пыталась разглядеть в этих словах подтекст, но не смогла. Парень все так же стоял перед ней с серьезным видом и сдвинутыми бровями, и как будто готовился мир то ли завоевать, то ли уничтожить. Оба варианта подходили к такому серьезному лицу. Хотелось посмеяться, но не было сил. И куда только делась та веселая и беззаботная хохотушка, которая на спор забралась в общагу по пожарным лестницам? Потонула в авиационной терминологии, не иначе.
Странный первокурсник ушел, Юлька тотчас о нем забыла и вернулась к английскому. Самый ее невыносимый хвост… нет, она знала, конечно, что досдавать придется много предметов, но казалось, это будет проще. Но она тянула еще и предметы текущие, поэтому все осложнялось… и это не говоря о физкультуре, которая была в разы хуже любого английского! Ветрова никогда не была спортивной, но за последние полгода у нее появился пресс!
Пресс, блин! Долбанные кубики на животе!
Потому что физрук – мудак. Потому что оказаться в сугубо мужском коллективе, на мужской специальности – там, где девчонок никто не ждет и им не рады, нелегко. Надо быть во всем лучшей, чтобы тебя не считали вторым сортом. Даже в проклятой физкультуре! И жаловаться некому – она сама сделала этот выбор, сама добивалась перевода всеми правдами и неправдами, сама обивала пороги начальников и умоляла дать ей шанс, точно зная, что легко не будет. Поэтому… она выучит английский, доедая остывшую гречку, и отправится в спортзал – подтягиваться. Ведь мудак-физрук заявил, что нормативов для девушек не существуют и оценки он ставит всем одинаково. И никаких поблажек только из-за того, что Ветрова девочка! Это было бы нечестно по отношению к остальным, настоящим курсантам. Да, мудила-физрук так и говорил –
